Дайна была сильной и волевой девушкой. Чем больше она убеждала себя в том, что ненавидит немецкого лейтенанта, тем дороже он ей казался. Девушка осознала бессилие своей ненависти перед властью его любви. Наконец, она поняла, что сердита гораздо больше на себя, чем на Вернера. Она была в смятении. Когда все складывается так непросто, любая девушка обычно обращается за советом к матери.
Мать выслушала Дайну не перебивая. Она не обрушилась на нас с упреками, но от этого было не легче.
– И что теперь? – поинтересовалась наконец мать.
– Не знаю.
Мать не отводила от дочери сочувствующий взгляд. Дайне вовсе не хотелось плакать. Она выглядела молодой, свежей и хорошенькой, как обычно. Она знала, как скрывать свои переживания.
– Прежде всего ты должна решить, на самом ли деле любишь его.
– Люблю.
– А он?
– Он тоже меня любит.
– Тогда я не понимаю, почему он так поступил.
Дайна лишь пожала плечами. Она начинала кое-что понимать, еще не осознавая этого. Согласиться. Но, несмотря на все это, она была поражена, иногда человека характеризует с лучшей стороны и, казалось бы, глупый поступок.
– Откуда ты знаешь, что он любит тебя? – спрашивала мать.
– Чувство не обманывает.
– Нельзя полагаться только на чувства.
Теперь Дайна говорила чуть громче и с напором в голосе, но к этому примешивалась некоторая робость.
– Чему же тогда верить, если не прислушиваться к собственным чувствам?
«Боже, – думала мать, – что ей сказать, как помочь? Как ее угораздило полюбить этого немца?» Особых предубеждений против этой нации у матери Дайны не было. Все, что она знала о немцах, это то, что они производят хорошую технику и развязывают жестокие войны.
– Сколько это будет длиться? – поинтересовалась мать.
– Не знаю, – ответила Дайна. – Знаю только, что это должно продолжаться. Боюсь только, что он не решится вернуться, даже если сможет, так как считает, что я возненавидела его после бегства.
– Если любит, вернется, – успокоила ее мать. Она понимала, что выдает желаемое за действительное, но знала также, что в данный момент больше ничего не может сделать для дочери.
Прошли недели и месяцы. Мать и дочь больше никогда не говорили о лейтенанте Вернере Нобисе. Но Дайна постоянно думала о нем. При помощи своих друзей она связалась с германским консульством в Лиссабоне, пытаясь разузнать о возлюбленном. Там вежливо обещали помочь, но предупредили, что это длительная процедура. Дайна понимала, что Вернер мог добраться в Германию только через Испанию. Поэтому также обратилась к испанским властям с аналогичной просьбой. Но те не смогли или не захотели сообщить ей интересующую информацию.
Долгое время Дайна ничего не знала о Нобисе. Она постоянно думала о нем и продолжала надеяться. Полная веры, тревоги, обиды и любви.
Через много лет она узнала, что возлюбленный служил на германском флагмане «Бисмарк».
В 8.43 британские корабли на дистанции 12 морских миль разглядели серые контуры линкора.
– Вижу «Бисмарк», – доложил впередсмотрящий.
Адмирал сэр Джон Тови немедленно дал команду на открытие огня. У него был конкретный план. Экипажи британских кораблей заняли свои места согласно боевому расписанию. Через несколько минут прогремел первый залп. Спустя еще несколько десятков секунд вступил в бой «Кинг Джордж V».
«Бисмарк» не отвечал.
– В чем дело? Почему он молчит? Что, его башенные орудия выведены из строя или, может, кончились боеприпасы? Возможно, он ждет, чтобы мы подошли поближе.
Сомнения продолжались каких-то пару минут. Затем прогремел ответный залп «Бисмарка».
– Время подлета снаряда пятьдесят пять секунд, – доложил британский артиллерийский офицер.
Раненый германский колосс огонь сосредоточил на «Роднее». Его первый залп оказался неудачным. Впрочем, как и второй. Третий – накрыл цель.
«Родней» повернулся к противнику левым бортом и задействовал всю огневую мощь. «Кинг Джордж V» продолжал движение на противника, ведя на ходу прицельный огонь из всех орудий носовых башен. И, судя по первым результатам, весьма эффективно. «Родней» уклонялся от вражеских снарядов, успешно маневрируя.
С северо-востока к месту боя спешил «Норфолк».
Море выглядело так, словно оно горело. Снаряды с шипением падали в воду. Уничтожающий огонь. Вспышки. Дым. Обломки. Свист осколков. Языки пламени. Взрывы.
Сплошной ад.
Англичане неумолимо продвигались вперед к противнику, чтобы нанести решающий удар…
Время пришло. Оставалось всего несколько секунд до того, как первые вражеские снаряды поразят флагман. Только сейчас адмирал Лютьенс позволил открыть огонь. Если бы корабль мог маневрировать! Где же обещанная авиационная поддержка? Почему нет подводных лодок? Эти и многие другие вопросы не давали покоя адмиралу. К сожалению, многократное численное превосходство противника одной отвагой не одолеть!
Теперь же «Бисмарк» зарывался в волны, став легкой мишенью для английских орудий. Боеприпасы и топливо заканчивались. Корабль отчаянно сопротивлялся.
Англичане стреляли чертовски точно. Их орудия били непрерывно, и снаряды, как правило, находили цели.
Попадание сначала в левый борт, затем в правый.
Опять в левый, и теперь в середину корабля.
Приступили к работе ремонтные бригады. Со всех сторон раздавались крики. Связь между различными службами корабля была потеряна. Поднимались клубы дыма. Надстройки обрушились.
Один из первых залпов противника поразил командирский мостик. Адмирал Лютьенс погиб одним из первых.
– Черт бы побрал это командование, – успел сказать он несколькими секундами ранее.
Но сущий ад только начинался. Два часа смерть подбиралась к «Бисмарку» со всех сторон. Горящему, разрушающемуся на глазах, парализованному колоссу ничего не оставалось, кроме как пройти свой последний путь… к гибели.
Но эта отважная, но бессмысленная, трагическая смерть имела тысячи масок. Моряки погибали в носовой части, на корме, на мостике, на нижней палубе, в котельном отделении. Одна смерть не похожа на другую. Кто-то умирал медленно, кто-то мгновенно, ничего не почувствовав, но чаще смерть сопровождалась тяжелыми физическими муками.
Немногих она пощадила.
Возможно, судьба их уберегла для того, чтобы они предоставили самые ошеломляющие свидетельства против войны…
От разрывов снарядов небо стало зеленовато-желтым. День превратился в ночь, и темноту разрывали яркие вспышки от выстрелов и разрывов снарядов.
В считаные секунды взрывы обозначили контуры ада, пока еще насыщенного биением сердец моряков, поглощавшего их поодиночке и группами. Только что они стояли на своих местах, сражаясь, матерясь, надеясь, отчаиваясь и молясь, но после очередного залпа их становилось все меньше.
