Узнав, что Америка вступила в войну с Германией, мы восприняли эту новость спокойно, почти безразлично. Многие из солдат, независимо от образования, теперь считали, что только величайшее военное искусство и удача могут принести нам конечную победу. Однако, несмотря на знание, что нам противостоит мировой индустриальный гигант, в то время мы не представляли полных размеров мощи, которая на нас обрушится.
Я вспоминал, как мой отец рассказывал, что все было потеряно для Германии с вступлением Соединенных Штатов в Первую мировую войну. В кругу близких друзей мы обсуждали наше вызывающее опасения положение. Пехотинцы, жившие в выдолбленных в промерзшей земле ячейках и сражаясь с врагом, который день ото дня становился сильнее, стали понимать, что Германии нечего надеяться на победу в войне против целого мира.
Тем не менее, наши единственные надежды мы возлагали на командование Крымской армией и на проверенные способности генерал-полковника фон Манштейна. В конечном счете он также пошел по пути многих наших самых талантливых офицеров, отказавшись склониться перед невыполнимыми требованиями и абсурдными политическими доктринами диктатора в Берлине. Пока будет тянуться война, у Манштейна отберут его армии, а нам часто придется в бою подчиняться партийным деятелям высочайшего уровня со скромными военными талантами. Некоторым из офицеров удастся получить генеральское звание скорее по политическим мотивам, чем за заслуги на поле боя.
В конце дня 31 декабря мы узнали от посыльного, что фронт будет отходить назад и занимаемый нами участок предстоит оставить. Ночью мы перетащили нашу пушку через насыпь и двинулись по дороге, ведущей на северо-восток в сторону Камышлы. После нескольких часов пути мы прибыли на только что созданные передовые рубежи и к утру были на месте сбора роты возле Бахчисарая.
Вначале мы не понимали, почему понадобилось отдавать такую большую территорию, за которую мы так дорого заплатили кровью своих товарищей. За дни Рождества две штурмовые дивизии проникли глубоко внутрь занятой русскими территории. С наших самых передовых позиций по ночам мы могли расслышать предупреждающие о тумане сирены с русских кораблей в Северной бухте, «дороге жизни» для врага. Эти глубокие клинья оставили наши фланги опасно обнаженными для ударов врага, который продолжал получать подкрепление морем. Поэтому линия фронта была выпрямлена, чтобы исключить возможность быть отрезанными от главных сил.
На подступах к Феодосии, январь 1942 г. Запись в военной хронике дивизии сообщает, что благодаря «экстраординарным событиям в Крыму» возникла необходимость пересмотреть запланированное наступление на Севастополь. Только потом мы узнали об опасности, в которой очутилась сама Крымская армия. 25 декабря русские возле Керчи успешно высадили десант там, где во время боев за Севастополь была размещена лишь одна немецкая дивизия. Организованные партизанские соединения получили приказ от советского Верховного командования перерезать линии снабжения, ведущие в Крым вдоль коридора возле Перекопа, и 29 декабря и первые дни января русские высаживались в Евпатории и в гавани Феодосии. Упорно защищая свои позиции, занимавшая Керчь дивизия успешно остановила вторжение русских. Евпатория была отбита разведывательным батальоном, а партизанские отряды отброшены.
44-я пехотная дивизия в Керчи, чтобы не попасть в окружение, с боями пробивалась на запад, поскольку из резерва в наличии были одна румынская кавалерийская дивизия, тыловые части и ослабленный саперно-строительный батальон. Ситуация для армии в Крыму стала угрожающей. В первые дни января 1942 г. дивизия прошла маршем через главный город Крыма Симферополь на север от Карасубазара. Из-за оттепели, которая превратила все дороги в бездонную трясину, продвижение вперед удавалось только ценой невероятных усилий людей и лошадей. Часто можно было видеть, как по нескольку лошадей в упряжках тянули автомобильную технику. Надежные животные медленно, но верно пробивались через грязь, а механизированный транспорт безнадежно увязал в слякоти. При дальнейшем продвижении боевых частей на восток артиллерия и большинство тыловых соединений смогли хоть как-то двигаться вперед только на твердом грунте дороги Карасубазар – Старый.
Штурм Севастополя стоил дивизии таких потерь, что ее командир, генерал-лейтенант Зенценич, посчитал необходимым расформировать в каждом полку по одному батальону, чтобы довести оставшиеся батальоны до боеспособного состояния. 5 января 1942 г. Зенценич покинул дивизию, его сменил полковник Линдеман, храбрый и талантливый офицер.
Наступление было назначено на 15 января, и перед 132-й пехотной дивизией была поставлена задача прорвать оборону и через высоту 132.3 выйти к Черному морю и заливу Феодосии. Слева размещался усиленный 213-й пехотный полк, а сектор справа от нас был отдан 170-й пехотной дивизии.
Незадолго до наступления сумерек мы получили сообщение о подготовленной русскими линии обороны к юго-западу от высоты 132.13, под прикрытием двух пулеметных расчетов мы перетащили наше ПТО по промерзшей ничейной земле, держа его щитом вперед. Заняли позицию на покатом спуске, откуда был виден Феодосийский залив. Впервые мы увидели Черное море – темно-серую линию на горизонте. Мы открыли орудийный огонь по группе русских автомашин и бронетехники, которые неосторожно расположились в открытой степи на расстоянии 1500 метров от нас.
Русские ответили огнем танков и тяжелых минометов, и снаряды стали рваться на гребне склона позади нас. Во время перестрелки артиллерист другого ПТО нашей роты был убит осколками снаряда.
Я тщательно настроил прицел и навел наше орудие на удаленную цель. Снова мы оказались в ситуации, когда минуты решали вопрос жизни и смерти на поле боя. Если бы вражеские танки обнаружили нашу позицию и оказались быстрее и искуснее нас, мы наверняка нашли бы свою могилу здесь, на этом склоне холма.
Прижавшись воспаленным глазом к резиновому кольцу оптического прицела, я привел в действие спусковой механизм и проследил взглядом за траекторией нашего снаряда, затаив дыхание, когда он пропал из виду на фоне маленькой черной цели в отдалении. Экипаж высыпал из бронемашины. Значит, наш выстрел попал в цель и вывел танк из строя.
Батарея 105-миллиметровых орудий нашей дивизии немедленно открыла огонь, и через несколько минут все занятое русскими поле было окутано плотным слоем пыли и дыма. Мы продолжали стрелять в это облако осколочными снарядами. Советские позиции, которые в ином случае послужили бы плацдармом для контратаки на наши только что созданные позиции, исчезли в шквале артиллерийского огня.
Опустилась спасительная темнота, окутав и друга и врага и положив конец артиллерийской перестрелке. Ночью взвод разведки захватил несколько пленных, которые сообщили о готовящейся на следующий день атаке.
Прилетел пронизывающий ледяной ветер с востока. Мы лежали в окопе рядом с нашей пушкой, тесно прижавшись друг к другу, молясь, чтобы не пошел дождь или снег. Мы провели ночь в замерзшей степи возле Феодосии, укрывшись плащ-палатками и закутавшись в скудные остатки запасной одежды.
Утро принесло мало облегчения, потому что солнце лишь эпизодически проглядывало сквозь серые облака, даря нам слишком мало тепла. К полудню своим ПТО мы обеспечивали прикрытие наших пехотных частей, продвигавшихся на Феодосию. Перед нами лежало открытое поле. По сухой степи пехота безостановочно двигалась к морю, и отсюда солдаты казались маленькими точками, исчезающими за горизонтом.
