Книга В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945, страница 28. Автор книги Готтлоб Бидерман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945»

Cтраница 28

Противник использовал дни с 9 по 11 апреля для последних отчаянных атак с целью прорыва позиций на «Парпаче» и отвоевать Крым в завершающей фазе «сталинского удара». Он пытался занять коридор «Парпач» превосходящими силами полдюжины стрелковых дивизий и с помощью почти двухсот танков. Враг был вынужден прекратить атаки из-за тяжелых потерь – снова в боях против нашей линии обороны Советы израсходовали все свои наличные резервы.

Наша дивизия сыграла главную роль в успешной обороне Парпачских позиций. Получив наконец-то возможность перевести дух, мы с нетерпением ожидали отдыха вдали от постоянных обстрелов и угроз массовых атак пехоты. Хотя не было возможности отвести с фронта целую дивизию, отдельные батальоны из наших пехотных полков отводились и направлялись для временного отдыха в тылу. Даже для тех, кому повезло воспользоваться передышкой, пауза была недлинной, и после короткого отдыха все скоро вновь оказывались на фронте.

До нас дошли сведения, что нас снимают с фронта на отдых. Мы с трудом волочили ноги сквозь грязь, идя по следам нашего орудийного тягача в направлении поселка Ближние Камыши. Впервые за много дней позади нас стихал грохот далекой артиллерии.

Находясь в Ближних Камышах, один номер нашего орудийного расчета «реквизировал» без разрешения гуся из места квартирования другой части. Несчастная птица была ощипана и быстро съедена нашей прожорливой командой. Вскоре после приема пищи в нашем жилище появился гауптфельдфебель из потерпевшей части с повязкой, обозначающей звание, на рукаве, говорившей о том, что он старший в своей роте, а также с аккуратно вставленной в петлицу ленточкой креста «За военные заслуги». Он также привел с собой на буксире подчиненного, чтобы засвидетельствовать происходящее. Чисто обглоданные гусиные кости, лежавшие рядом со снарядным ящиком, не остались ими незамеченными.

От меня, как командира орудия, потребовали сообщить свое имя и название части. С ворчаньем гауптфельдфебель аккуратно записал эту информацию в свой журнал для рапортов, который все унтер-офицеры носили в левом нагрудном кармане. Мы почти не обращали внимания на его угрозы ответных действий и дисциплинарных мер, пропуская слова мимо ушей. После многих месяцев пребывания на фронте трудно было вообразить нечто худшее, чем то, что мы недавно испытали, и мы хорошо знали, что большее наказание для нас – служба на Восточном фронте.

Штаб полка также находился в Ближних Камышах. Спустя несколько дней я получил приказ явиться на командный пункт полка. Я постарался произвести благоприятное впечатление, прибыв вовремя, в чистом мундире, с правильно застегнутым ремнем и пилоткой, надетой на голову по уставу, как того требовали правила немецкой армии. Ординарец командира роты Алоиз присвистнул, встретив меня, а потом произнес:

– У вас там, парни, еды хватает?

Он прервал свое занятие и опрометью бросился в здание, но скоро появился в дверях, сделав мне знак следовать за ним.

За столом сидел адъютант, сосредоточенно изучавший стопку бумаг, разложенных между несколькими телефонами и картами. Я сделал было нервную попытку щелкнуть каблуками, но она позорно провалилась из-за безобразного слоя грязи, прилипшего к подошвам моих сапог. Тогда я громко произнес:

– Ефрейтор Бидерман явился в штаб полка по приказанию!

Гауптман дал мне постоять в молчании несколько долгих минут, не отрывая глаз от своего стола. Затем он отложил бумаги и взглянул на меня.

– Ефрейтор Бидерман, тут у меня… – он выбрал лежавший на углу стола документ и махнул им в мою сторону, – рапорт о краже. Что было украдено?

– Гусь, – ответил я без колебаний.

– И кто несет ответственность за эту кражу?

– Я, – ответил я.

– И откуда конкретно он был украден? – раздраженно спросил гауптман.

В моей голове вихрем проносились разные мысли. Я не был готов объяснять в деталях то, что считал не более чем незначительным нарушением. По моей заминке с ответом он сделал вывод, что я пытаюсь выгородить солдат своего расчета, которые совершили этот проступок, и принялся читать мне лекцию о добродетели и важности дисциплины и о том, что несоответствие этим критериям не может быть и не будет терпимо. Мне было сказано, что получен рапорт, рекомендующий строгое наказание. Меня охватило какое-то оцепенение. Я не мог и предположить, что кража гуся будет воспринята настолько серьезно. Я попытался выбросить из головы мысли о строгости наказания и попробовал сосредоточиться на его словах, которые он продолжал устремлять в меня с известной четкостью пулемета «шпандеу». Вдруг гауптман резко оборвал речь, позволив молчанию воцариться в комнате на несколько секунд, вскочил из-за стола и улыбнулся.

– Садитесь, ефрейтор Бидерман, – сказал он резко изменившимся, человечным тоном, показав жестом на свободный стул возле его стола.

Немедленно появился Алоиз с тремя маленькими стаканчиками, изготовленными из снарядных гильз. Откуда-то из-под стола он достал бутылку шнапса, наполнил их доверху, и мы выпили за наш старый добрый взвод.

После тоста за выдающиеся личности, знакомые нам обоим, и после ответов на вопросы, касающиеся боевого духа и снабжения войск на передовой, мне пришлось в деталях доложить о последней попытке врага прорвать нашу оборону после захвата «Ледокола», где погиб фельдфебель Ковач. Наконец, после того как мы выпили последний тост, я был отпущен без дальнейших угроз.

Спустя месяцы мне стало известно, что гауптфельдфебель в своем рапорте действительно требовал наказания. Наш гауптман послал рапорт по инстанции, как полагалось. По совпадению с этим рапортом он также направил свидетельство очевидца одного случая, при котором присутствовали несколько солдат роты в тот же самый день, а дело касалось самолета-разведчика «физелер-шторх». Свидетель утверждал, что видел, как на пастбище в тылу дивизии приземлился этот самолет, из самолета выскочили несколько офицеров и быстро загрузили в самолет несколько овец. Самолет тут же улетел. К счастью, был записан номер самолета, и последующее беглое расследование выявило, что этот «физелер-шторх» был приписан к штабу корпуса. По получении этого рапорта, в котором также содержалась рекомендация наказания виновных в краже овец, власти закрыли дело и никогда больше не упоминали вновь.

В апреле мы получили замену на передовой. Роту сняли с позиций на заводе, на «Ледоколе» и на «Кузнечике», и мы стали готовиться к передаче огневых позиций новой команде из родственного полка. Освободив подводу от своих личных вещей и легкого стрелкового оружия, мы оставили ПТО на огневой позиции и отправились на Сарыгол.

Покинув это место, мы почувствовали, будто оставили врагу часть самих себя. Долгие месяцы это орудие верой и правдой служило нам, пока мы тащили его в обжигающей жаре и пыли по Украине. В ожесточенных боях, в которых мы отчаянно полагались на его эффективность в борьбе с наседающими волнами вражеских войск, это орудие никогда не подводило нас. Оно оставалось нашим верным товарищем в эту зиму грязи, снега и льда под Севастополем и Феодосией. Мы проводили бесчисленные часы, чистя и полируя низкий, двухслойный прикрывающий орудийный щит и длинный широкий лафет. Ни крошки пыли не должно было быть в стволе и на лафете. На орудии остались шрамы в виде нескольких глубоких царапин, ран войны, которые были старательно заварены, а правая сторона щита, пробитая множеством осколков, была залатана в роте обслуживания. Несколько белых колец, нарисованных на стволе сразу за дульным срезом, говорили об уничтожении такого же числа вражеских танков.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация