Враг произвел перегруппировку. Во время затишья, пока он готовил новую атаку, гренадеры поспешно эвакуировали в тыл своих раненых. На передовые позиции на телегах были подвезены ящики с ручными гранатами. Пулеметчики заправляли блестящие ленты с патронами и чистили оружие от песка и грязи. Кто-то появился с термосом холодного кофе и большим брезентовым мешком, полным черного хлеба, который был в спешке проглочен. Медики перевязывали легко раненных, после чего те брали свое оружие и возвращались во взводы.
Приближающиеся взрывы мин оповестили об окончании временной паузы на поле смертельной битвы. И опять Советы предприняли упорную атаку на обоих флангах участка «Sappenkopf», вновь целясь на станцию Погостье, и после полутора часов ожесточенного сражения сумели в 18.00 прорвать позиции на участке «Sappenkopf».
И вновь наши поредевшие резервные части были брошены в контратаку и вновь сумели в течение нескольких часов во второй раз ликвидировать прорыв. Несмотря на сосредоточенный артиллерийский огонь и залпы «сталинских органов», 3-я рота 437-го гренадерского полка к 20.45 отбросила врага от линии наших окопов на расстояние 2 километра к западу от станции Погостье. Благодаря этой успешной контратаке главный удар русских не состоялся. Вражеский план был раскрыт и подтвержден допросами захваченных в плен вражеских солдат, а также многочисленными картами и вспомогательными документами, найденными на поле боя.
Враг понес относительно тяжелые потери, и рапорт полка о текущей ситуации содержал также перечень вражеских потерь: 20 пленных (в том числе 2 офицера), 69 подтвержденных убитых в наших окопах (в том числе 15 офицеров), 100 подтвержденных убитых перед окопами, 270 предположительно убитых перед позициями, а также захваченные амуниция и вооружение: 5 тяжелых пулеметов, 12 легких пулеметов, 2 пистолета, 6 винтовок, 63 автомата, 2 противотанковых ружья и 3 полевых телефона.
После отражения последней атаки перед наступлением темноты, окутавшей бойцов, на фронте воцарилась тишина. В течение ночи можно было расслышать приглушенные голоса из советских окопов, пока тем временем мы готовились к суровым испытаниям, которые нам наверняка придется пройти с рассвета. Когда солнце поднялось над верхушками деревьев, фронт оставался подозрительно спокоен; не поступало сообщений о каких-либо перемещениях противника. К нашему облегчению, более уже не было вражеской активности до тех пор, пока нас на передовой не сменила 121-я пехотная дивизия.
30 июля с советской «вороны» над расположением 437-го пехотного полка были сброшены вражеские пропагандистские листовки такого содержания:
«Для нас война уже закончилась!
Товарищи!
Мы, фельдфебель Людвиг Герберт, обер-ефрейтор Карл Беер, ефрейтор Густав Гольце, солдат Ойген Гизер, солдат Август Бартель, солдат Эмиль Кюлен из 10-й роты 437-го пехотного полка попали в плен во время русской атаки 22 июля 1943 г. Офицеры и солдаты Красной армии обращаются с нами вежливо. Раненым была немедленно оказана медицинская помощь. Русские солдаты даже поделились с нами сигаретами.
Для нас война закончилась. Нам уже не надо бояться русской артиллерии.
Мы теперь знаем, что все, что нам говорили командир батальона майор Шмидт, командир 9-й роты капитан Линднер, командир 10-й роты лейтенант Милка, фельдфебели Бинов и Айнленер о жестокостях и плохом обращении, которое мы испытаем, если попадем в руки русских, было совершенной ложью. Эти нелепые утверждения опровергаются отличным обращением с нами с тех пор, как мы стали пленными Советского Союза.
Передайте привет нашим родным и друзьям.
(Подписи)
фельдфебель Людвиг Герберт
обер-ефрейтор Карл Беер
ефрейтор Густав Гольце
солдат Ойген Гизер
солдат Август Бартель
солдат Эмиль Кюлен
А-100. 24.7.43 30 000».
В конце июля 1943 г. я командовал резервной группой полка на позиции Малукса. Как-то днем меня вызвали на командный пункт, где мне сообщили, что приговоренный к смерти солдат будет казнен командой, назначенной для проведения расстрела. Получив ужасный приказ на проведение казни, я попросил адъютанта батальона ввести меня в курс дела. Если на меня возлагается ответственность за смерть одного из наших, для облегчения собственной совести я хотел знать, почему солдата приговорили к такому жестокому наказанию.
Мне объяснили, что один солдат из 5-й роты заметил, как другой солдат украл ящик из груза почты на пути во взвод, откуда он для себя лично вытащил сигареты и продукты. В наших рядах было хорошо известно, что кража такого рода представляет собой серьезное преступление в германской армии, за которое может последовать суровое наказание.
Потом, оказавшись на посту вместе с преступником, солдат, видевший кражу, заявил виновному, что он все видел и что тому следует немедленно вернуть все украденное, иначе об этой краже будет доложено. Вор, очевидно опасаясь последствий своего преступления, быстро бросился к пулемету, развернул его на станке и выпустил в очевидца очередь в упор. Затем швырнул несколько ручных гранат, всегда лежавших наготове на расстоянии вытянутой руки от пулемета, и сымитировал ложный бой с русской разведкой, якобы появившейся перед окопом.
Раненый солдат умер не сразу, его доставили на медицинский пункт с тяжелыми ранами в груди и животе, которые оказались смертельными. Однако, придя на время в сознание, он сумел рассказать военному врачу о сути происшествия. Убийцу арестовали, был срочно созван военный суд. В результате преступника приговорили к смертной казни через расстрел. Для исполнения приговора не было недостатка в добровольцах, и взвод из роты, где служил убитый, обеспечил нужное количество стрелков для приведения решения суда в исполнение.
На следующее утро я начал тщательные приготовления к казни. Из штаба полка я получил инструктаж о том, как это должно быть проведено. Армейские правила требовали установить вертикально и закрепить в земле двухметровый столб, подпираемый сзади. Если есть возможность, за столбом на коротком расстоянии должна находиться стена для улавливания пуль. Неподалеку от штаба полка я построил небольшой песчаный бруствер, напротив которого была установлена невысокая опорная стена.
Спокойно собралась расстрельная команда в сопровождении фельдфебеля с пистолетом «люгер» в правой руке. В случае если осужденный не умрет сразу, фельдфебель должен был произвести смертельный выстрел. Как предписывалось правилами, присутствовал военный врач. Я кратко ознакомил расстрельную команду с тем, как должна происходить казнь. Говоря с солдатами, я в поисках каких-либо признаков нервозности или колебания скользил взглядом по лицам тех, кому придется нажать на спуск. Солдаты выполняли мои приказания и молча стояли в строю на отведенных им местах, отставив винтовки.
Казнь была назначена на 15.00. За несколько минут до указанного времени прибыл военный юрист с несколькими чинами из полевой жандармерии. Спотыкаясь и шатаясь, среди них шел осужденный, с пепельным лицом, все еще одетый в серую полевую форму, но без знаков отличия.
