– Ну? Я думал, что ты с кровати не поднимаешься.
– Поднимаюсь, как видишь. Садись. – Фрол хлопнул ладонью по сиденью.
– Мне некогда. Я на посту у Гермеса.
– Садись, я долго не задержу. Просто дело секретное.
– Ну, выкладывай. – Хряп сел рядом. – Но мне и вправду некогда.
– Смотри, – сказал Фрол, вытаскивая из кармана золотой перстень с печаткой. – Только не свети.
– Ух ты! – Хряп взял перстень в ладонь и, сжав ее горстью, поднес к лицу. – Классная штучка. Где добыл?
– Где добыл, там уже нет. Купишь? Я знаю, у тебя деньги водятся.
– Да какой там… А сколько просишь?
– Сорок червонцев. Считай, задаром отдаю.
Хряп отрицательно покачал головой:
– Нет у меня таких денег.
– Не жмись, Хряп. Это же по дешевке.
– Нет… Если дешево, то чего ты за столько продаешь?
– Потому что деньги нужны позарез. Во! – Хряп провел ладонью по горлу. – Задолжал на тотализаторе, надо срочно отдавать. А ты потом на рынке перепродашь при случае – верный бизнес. Ну?
– Да нет у меня столько монет, говорю же… А ты Игнату предложи. У него деньги всегда водятся.
Фрол скривился, как от зубной боли, и воскликнул:
– Так я ему и задолжал!
– Вот и рассчитайся с ним перстнем.
– Я пробовал. Но он всего пятнадцать монет предлагает. Это же жмот! И отсрочки по долгу больше не дает.
– Ну, не знаю…
– Хотя бы за тридцать, – умоляюще произнес Фрол. – Ты же знаешь, что у нас с должниками делают.
– Знаю. Не надо на тотализаторе в долг играть.
– Лечить меня будешь? Я сам умный.
– Не буду, умник. Но купить не могу. – Хряп встал и сунул перстень в руку приятелю. – Я пошел.
– Стой. Купи в рассрочку. Двадцать сегодня, десять потом.
– Нет.
– А, черт с ним! Бери всего за двадцать пять.
– Нет… А ты Гермесу предложи. Вот у кого денег немерено.
Лицо Фрола резко поскучнело. Он засунул перстень в карман и буркнул:
– Нет, Гермесу предлагать не буду.
– Почему?
– Потому что он больше не даст… Если надумаешь за двадцать пять – приходи. Верное дело, зря ты жмешься. На рынке запросто за пятьдесят толкнуть можно. А то и за шестьдесят.
– Я бы взял. Просто лишних монет сейчас нет. А хорошего покупателя еще найти надо. – Хряп задумчиво посмотрел на Фрола. – Так ты пока в госпитале?
– В госпитале. Нога что-то нарывает. Видимо, какая-то дрянь в рану попала, пока я до Стадиона добирался. Лекарь говорит – подождем до утра. Вдруг инфекция какая.
– Понятно, – сказал Хряп. – Выздоравливай.
* * *
Гермес считал себя исключительно умным и проницательным человеком. И его относительная лояльность к Тиму объяснялась, в частности, тем, что он не любил признавать своих ошибок. Получалось, если Тим изначально выдавал себя не за того, кто он есть, то Гермес лопухнулся, как последний фраер? Нет, теоретически такое возможно, и на старуху бывает проруха, но…
Весь вечер старшина нервничал, не зная, правильно ли он поступает. Его деятельной и мстительной натуре претила мысль о том, что сейчас где-то по Стадиону бродит предатель и в ус не дует. Более того – вполне возможно, вынашивает новые злодейские замыслы. А он, Гермес, вынужден терпеть и выжидать.
Почему вынужден? Да потому что больше всего опасается спугнуть агента капитолийцев. Если тот, почуяв неладное, сбежит, то ищи потом ветра в поле. Нет, торопиться нельзя. Не зря в народе говорят, что поспешность нужна при ловле блох.
Можно, конечно, хоть сегодня вздернуть на дыбу Тима или Фрола. Кого угодно можно вздернуть, было бы желание. Да вот только человек слаб и под пыткой вполне способен оговорить себя. Или кого-то другого. А что потом?
На столе перед старшиной лежал список, составленный Степаном. В нем начальник охраны указал маркитантов, имевших возможность общаться с капитолийцами во время визита Бориса. Скорее всего, именно кто-то из этого списка слил врагу информацию об экспедиции к развилке. Но список был большим, значит, проверка займет много времени. И это в тот момент, когда Капитолий фактически объявил войну клану!
Несколько имен старшина уже зачеркнул карандашом – этих людей следовало исключить из списка подозреваемых. Несколько имен было, наоборот, подчеркнуто. Среди них – Хряп. Он стоял на посту у кабинета, когда Гермес разговаривал с посланником Якуба Борисом, а затем сопровождал того до гостиницы. Но Хряп не мог в тот момент знать об экспедиции к развилке.
«Узнал позже и нашел способ сообщить об этом Борису? – подумал Гермес. – Но от кого узнал? Этот вопрос следует изучить досконально. Хряп – мужик простой, особой хитрости в нем не наблюдалось, но кто его знает. У лазутчика на роже не написано, что он лазутчик».
Но еще больше подозрений вызывал Фрол. Он сам напросился на то, чтобы его включили в состав поискового отряда. Якобы из-за брата Ивана, охранявшего караван с товаром для лесных людей и бесследно пропавшего. Даже с ночной смены Гермес его тогда снял, чтобы поспал немного перед экспедицией.
Фрол мог переговорить с Борисом или с кем-то из его свиты. Почему бы и нет? И лишь один он спасся из всего отряда, угодив в засаду. Ну, если не считать Тимохи.
Так что… Гермес провел под именем «Фрол» вторую линию. Подумав, поставил рядом цифру один. И в этот момент в дверь громко постучали.
– Входите! – крикнул старшина.
Первым в открывшуюся дверь вошел Степан. За ним – как-то неуверенно – распорядитель боев Игнат. Есаул приблизился к столу, вытер со лба пот и сказал:
– Важная информация, Гермес. Игнат доложит.
– Ну? – раздраженно произнес старшина. Было уже очень поздно, и он собирался заканчивать трудовой день. – До завтра не подождет?
– Я решил, что лучше доложить сразу, – заметно нервничая, сказал Степан. И, повернувшись к Игнату, бросил: – Ну, давай. Коротко и по сути. Видишь, старшине некогда.
Шпрехшталмейстер сделал шаг вперед и скомканно заговорил:
– Я это… В общем, разговаривал я днем с Фролом. Он предложил купить у него золотой перстень с печаткой. Но мы не сговорились. Он много просил, я не дал. В общем…
– Я понял, что ты хотел гешефт срубить, – оборвал Гермес. – Только я тут при чем?
– Мне Степан велел доложить. Сказал – важно.
– Гермес, тут такой момент, – вмешался начальник охраны. – Это не простой перстень. Печатка – в форме орла. Он на пальце Бориса был, я заметил.
– Вот оно что??? – Брови старшины поползли вверх. – Перстень Бориса? А чего ты раньше молчал, Игнат? А?
