– Не злись, – уже спокойно произнес Степан. – Я тоже, между прочим, ночь не спал. А до Тимохи некогда мне сейчас тащиться. Надо срочно казнь организовать.
– Какую еще казнь?.. – Хряп непроизвольно сглотнул слюну. – Чью казнь?
– А ты не слышал? Гермес велел прямо перед боем устроить. Для разогрева, так сказать. – Есаул криво усмехнулся. – Чтобы все знали, как мы с предателями расправляемся.
– Так кто предатель-то? – Голос Хряпа дрогнул. – Кого казнят?
– Не бойся, не тебя. – Усмешка еще не сползла с лица Степана, но глаза смотрели холодно. – Фрола, разумеется. Приятеля твоего старинного.
– Никакой он мне не приятель. – Урядник слегка оттянул от груди ворот кольчуги, словно тот мешал дышать. – Так, общались просто. А это точно доказано?
– Что «точно доказано»?
– Что он предатель?
– Точнее не бывает. Улик куча. И собственноручно признание подписал. – Есаул хохотнул. – Как говорит Гермес: признание – царица доказательств. Кстати. Скажи спасибо, что я тебя предупредил, а то пропустил бы отличное развлечение.
– Да уж…
– Так и я о том же – крутое будет зрелище. Так что давай топай, пока Тимоха еще в клетке. А потом можешь поглазеть на казнь. Дружка все-таки жизни лишают, а не мута какого-то.
– Да не друг он мне, – пробормотал Хряп.
Но начальник службы охраны его уже не слышал – развернулся и направился к лестнице в подземный этаж. Туда, где находились камеры для особо опасных преступников и пыточная комната.
Степан торопился, потому что поручение Гермеса и на самом деле оказалось срочным. Докладывая утром старшине о «чистосердечном признании» Фрола на дыбе, он, конечно, догадывался, что тот прикажет казнить лазутчика и изменника. Но не сразу.
Сначала соберут для порядка особую тройку, рассмотрят доказательства и, естественно, приговорят. Ну а потом уже казнят – на следующий день. Казнят, потому что такой вид преступления иного наказания не предусматривал.
Однако Гермес, выслушав доклад есаула, заявил, что казнить Фрола нужно сегодня же. И срочно – перед схваткой Тимохи с бойцом шамов при полном стечении публики. Но все, разумеется, будет по закону. Вот сейчас соберется тройка и оформит приговор. А Степан пусть организует процедуру казни.
Затем Гермес пояснил, зачем нужна срочность. Мол, по Стадиону ползут слухи о том, что в клане завелся предатель. А это дезориентирует и разобщает. Когда каждый подозревает каждого, добра не жди. И это в тот момент, когда клан должен сплотиться как один в преддверии неизбежной войны с Капитолием. Поэтому люди должны узнать – лазутчик изобличен и казнен принародно, измена выжжена каленым железом.
А другой народ и народец тоже пусть посмотрит, как беспощадно маркитанты расправляются с предателями. И не только посмотрит. Среди публики наверняка будут находиться соглядатаи капитолийцев. Так вот, пусть до Якуба и прочих гребаных Избранных дойдет «радостная» весть о гибели их шпиона. Нет у них теперь стукача. И в ближайшее время уж точно не появится.
Гарантией тому – ужесточение внутреннего режима и куски кожи, содранные с Фрола. Во всем признался под пыткой изменник – и в том, как завербовали его капитолийцы, заманив большими деньгами; и в том, как содействовал диверсантам в организации нападения на Тимоху – да не выгорело; и в том, как готовился слить секретную информацию – к счастью, не успел; и в том, как помогал заманить отряд маркитантов в ловушку… И даже в том, как планировал покушение на самого Гермеса.
Но вот в чем не признался Фрол, так это в наличии сообщников. Хотя поначалу начал катить бочку на Тимоху, но перестал, когда понял, что его вранью никто не верит. Затем, правда, рассказал, как предлагал Хряпу купить золотой перстень Бориса. Типа, знал Хряп о перстне, да не доложил кому следует.
Но это было совсем пустяковым обвинением, и получалось, что Фрол оговорил Хряпа со зла. Сподличал, короче, лишь бы себя выгородить. А конкретных сообщников так и не назвал.
И вот здесь ему Гермес верил. Потому что под такими пытками всю родню оговоришь до десятого колена. И коли Фрол не оговорил, значит, работал на капитолийцев в одиночку. А теперь и его не стало. В том смысле не стало, что через часок подлеца казнят и скормят дворовому дереву. Так рассудил и распорядился старшина. И есаулу не оставалось ничего иного, как принять к исполнению приказ начальства.
Поэтому идти до Тимохи Степану было некогда. При любом ином раскладе он бы сам передал снадобье – уж очень ответственный был момент. Но и вариант с Хряпом его устроил тоже. Дело-то, в общем, нехитрое – снадобье передать.
* * *
Тима сопроводили до арены двое молчаливых охранников. Рожи их Тим видел и раньше, но никогда не разговаривал. Вот и сейчас обошлись без обмена мнениями. Тем более что маркитанты казались угрюмыми и подавленными. Тим все-таки задал один вопрос, что называется, по делу:
– Парни, вы не знаете, что за бойца шамы выставили?
Но получил малосодержательный ответ:
– У Игната спросишь. А вообще – заткнись, Спартак. Нам с тобой разговаривать не велено.
«Странно, – подумал Тим. – Вечером Хряп со мной общался. Или им уже с утра запретили?» Но уточнять не стал. Тим уже понял, что иногда задавать лишние вопросы вредно, лучше помолчать. А то ведь и на неприятности нарваться можно.
Между тем они дошли до угла арены, и Тим увидел организатора боев Игната. Шпрехшталмейстер стоял около центрального входа «колизея» и разговаривал с каким-то мужиком. Заметив Тима и охранников, сделал неопределенный жест рукой. Но охранники его, видимо, поняли, потому что один из них сказал:
– Стой здесь, Спартак, и жди Игната. А мы обратно на пост.
После чего маркитанты развернулись и отправились в сторону каземата под развесистую арку дворового дерева. Тим же, чтобы не терять зря времени, засунул голову в широкую щель между досками ограждения и оглядел арену. Бойца шамов он там не обнаружил, но этого и следовало ожидать. Скорее всего, тот сейчас находился в специальном закутке около «колизея», где был устроен вход для гладиаторов-мутов. Зато Тим увидел другое, изрядно его удивившее.
В центре ристалища два работника в спецодежде заканчивали сооружать странную тележку. Она состояла из четырех небольших колес на резиновых шинах, железной рамы-каркаса с торчащей посредине трубой и очень большого деревянного колеса со стальной втулкой. На глазах Тима работники подняли колесо и насадили втулкой на торчащую трубу. В итоге получилось что-то вроде круглого вращающегося стола, установленного на тележке параллельно раме.
Смысл устройства был для Тима совершенно непонятен, особенно с учетом того, что вскоре начинался его поединок с гладиатором шамов. В первый момент Тим подумал, что на тележке расположится Игнат, чтобы свысока наблюдать за схваткой. Но тут же отбросил это предположение.
Что за глупость? Зачем Игнату туда взгромождаться? Чего ему там делать на вращающемся колесе, да и кто будет катать тележку? А если она будет стоять на месте, то тогда еще непонятней. Хм… Может, это тележка для бойца шамов? Неужели он не способен передвигаться самостоятельно?
