— Не понимаешь ты в искусстве! — прервал Леонтий. — Подай мне то, что я велю!
— Где уж нам уж, — фыркнула обиженная Кристина. — Мы люди темные, в искусстве вашем не разбираемся. Зато в хлебе кое-что понимаем! — Она швырнула бракованный батон на прилавок.
Выбрав еще несколько изделий для завтрака и творческого процесса, Леонтий зашагал домой.
Он поставил на огонь ковшик для кофе и проникновенным взглядом творца уставился на батон.
Да, нет никаких сомнений: из этого батона получится замечательный скульптурный портрет выдающегося человека! Если бы еще удалось связаться с ним и уговорить принять участие в очередном перформансе, попросту говоря, съесть собственное изображение… Это могло бы послужить началом замечательной традиции, стать новым словом в искусстве!
Леонтий подумал, что под его творческую идею можно подвести неплохое философское обоснование: известный человек, поедающий свое изображение, змея, пожирающая собственный хвост, — древний символ уроборос.
Забыв о завтраке, Леонтий схватил батон и принялся за работу. На него накатил приступ вдохновения.
Хлебные крошки летели во все стороны, творческий процесс был в разгаре, как вдруг со стороны двери донеслись громкие требовательные удары.
Дверной звонок у Леонтия давно не работал. Гостей встречала лаконичная табличка: «Стучите!»
Леонтий тяжело вздохнул, отложил в сторону неоконченную композицию и направился к двери.
— Кого принес так рано дьявол, кто нарушает мой покой? — проворчал он крайне недружелюбно.
— Сам ты дьявол! — донесся из-за двери раздраженный голос. — А ну, открывай, козлина! Заливаешь нас! Сейчас дверь будем ломать, к чертям свинячьим!
— Собачьим, — машинально поправил Леонтий, открывая дверь. Он был сторонником чистоты стиля.
— Хоть свинячьим, хоть собачьим, хоть индюшачьим! — проговорил, входя, незнакомый человек.
Человек этот был худым, довольно высоким и удивительно узкоплечим. Казалось, плеч у него не было вовсе, и голову как-то неаккуратно приделали к узкому гибкому туловищу. Сама голова была тоже узкая, как у змеи, с прилизанными бесцветными волосами и маленькими, глубоко посаженными глазками. Незнакомец был затянут в узкий черный плащ и остроносые ботинки.
Войдя, он быстро и как-то нагло огляделся и потянул носом.
— Кофе убегает. — Он кивнул в сторону кухни.
— Ах да! — Леонтий метнулся в кухонный закуток.
Решив кофейный вопрос, он вернулся к двери и поинтересовался:
— Так где у вас протекает?
Под влиянием стресса он неожиданно перестал говорить стихами.
— Не у нас, а у тебя! — поправил его незнакомец.
Только теперь Леонтий увидел, что в прихожей стояли уже двое гостей. Рядом с прилизанным типом нарисовался второй — удивительно неприятный человек, весь какой-то потертый и поношенный, с глазами, глядящими одновременно в разные стороны.
Леонтий вспомнил, что это один из тех двоих хулиганов, которых он так славно поколотил накануне вечером, и в его душу закрались нехорошие подозрения.
— Узнал, голуба! — Разноглазый нехорошо усмехнулся и облизал губы. — Вижу, что уз-нал!
— Вы по какому, собственно, делу? — пробормотал Леонтий, попятившись и оглядываясь в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. — Вы, значит, не насчет протечки?
— Не насчет. — Прилизанный одобрил его догадливость. — И незачем тут глазками стрелять, мы к тебе не шутки шутить пришли!
С этими словами он вытащил из-под плаща черный пистолет с накрученной на ствол болванкой. Леонтий знал по иностранным фильмам, что именно так выглядит глушитель.
— Вы, наверное, ошиблись, — забормотал он, медленно отступая к мастерской. — Вам, наверное, не я нужен, вам, наверное, к Мармулису с четвертого этажа…
— Нет, голуба, нам как раз ты и нужен! — воскликнул разноглазый, потирая руки. — Как раз ты, а никакой не Мармулис!
Леонтий потянулся было к стоявшему в углу веслу — когда-то у него была идея создать из белого хлеба с отрубями вариацию бессмертной «Девушки с веслом». В ту же секунду прилизанный чуть заметно повел стволом пистолета. Раздался негромкий хлопок, и в лопасти весла образовалась аккуратная дырка.
— Тебе же сказали, — неприязненно проговорил прилизанный, — не шутки мы шутить пришли!
Это Леонтий уже понял. Он с опаской покосился на дымящийся черный пистолет, перевел взгляд на простреленное весло и глубоко вздохнул. Кажется, сегодняшний день будет не самым удачным в его творческой судьбе.
— Штырь, упакуй клиента! — распорядился прилизанный.
Разноглазый тип подскочил к Леонтию, схватил его за руки и ловко перехватил их куском изоленты.
— Вот так, голуба! — бормотал он при этом. — Это чтобы ты ручонками-то не размахивал, как вчера! А то, видишь ли, моду взял драться! У меня не забалуешь!
Он втащил Леонтия в мастерскую и толкнул в тяжелое кресло, предназначенное для особо уважаемых гостей. В кресле он обмотал изолентой ноги художника, а локти привязал к подлокотникам.
— Готово! — радостно отрапортовал он прилизанному.
— Вот и хорошо, — обрадовался тот. — Хоть что-то ты, Штырь, можешь сделать! Хоть на что-то ты способен! — Он повернулся к Хвощу и ласково проговорил: — Как будем, голуба, по-хорошему или по-плохому?
— Хоть скажите, чего вам от меня надо! — возмутился Хвощ. — Если денег — так это вы не по адресу. Тогда вам все-таки Мармулис нужен с четвертого этажа!..
— Слушай, голуба, достал ты меня со своим Мармулисом, — подал голос Штырь. — Ох, как достал! Можно я его немножко побью? — Он повернулся к своему шефу. — Совсем немножечко, за вчерашнее хочу вмазать!
— Потерпишь! — оборвал прилизанный. — Он нам пока нужен!
— Мужики, — снова заговорил Хвощ, — хотите денег найти — ищите. Только если найдете, дайте мне на них посмотреть, потому как я этих самых денег давно не видал!
— Нас твои гроши не интересуют! — рявкнул прилизанный. — И нечего тут ваньку валять! Лучше колись по-хорошему — что за баба вчера с тобой была?
— Баба? — недоуменно протянул Хвощ. — Да я ее знать не знаю! Первый раз видел!..
— Значит, не хочешь по-хорошему, — вздохнул прилизанный.
Он огляделся, и вдруг в маленьких глазках загорелся живой огонек.
На высоком подиуме посреди мастерской стояло несколько законченных композиций Леонтия. Прилизанный отломил большой кусок от последнего шедевра, еще не представленного на строгий суд публики. Композиция номер 7469 пока существовала под условным названием «Торжество земледелия».
Хвощ застонал, как будто руку оторвали у него самого.
Бандит неторопливо подошел к подоконнику, на котором по-прежнему толклись сытые голуби. Он отломил кусочек «Торжества земледелия» и раскрошил его на подоконнике. Голуби, громко урча и отталкивая друг друга, кинулись клевать шедевр.
