— Эй! Помогите!
Парочка, увы, никак не отреагировала. Не прибавляя шагу, мужчина и женщина удалились в сторону канала Грибоедова.
Через несколько минут у окна появилась еще одна пара обуви — мужские полуботинки на удивительно толстой подошве. Скорее это была даже не подошва, а самая настоящая платформа. Хотя мужская обувь на платформе вышла из моды давным-давно, еще во времена Катиного розового детства.
«Наверное, этот мужчина совсем маленького роста, — подумала она. — И носит обувь на платформе, чтобы казаться выше».
Этот незнакомец был не только мал ростом, он еще и заметно прихрамывал. Однако Катю все эти недостатки нисколько не смущали — лишь бы пришел на помощь.
— Помогите! — завопила она что было сил. — Вытащите меня отсюда! Моя благодарность будет безграничной!
Однако ее благодарность снова никого не заинтересовала. Низкорослый незнакомец, безбожно прихрамывая, удалился.
— Да, хорошо строили дома до революции, — вздохнула Катя. — Звукоизоляция просто потрясающая!
Она еще какое-то время проторчала у окна, но больше никто в поле ее зрения не появился.
Стоять на глиняном горшке было неудобно и утомительно. Катерина тяжело вздохнула, слезла на пол и еще раз обошла свою одиночную камеру.
«Хоть санузел есть, — подумала она с горечью. — Впрочем, только санузел здесь и есть».
Она представила объявление в газете:
«Сдается однокомнатная квартира, состоящая из туалета. Других помещений не имеется».
Решив, что чувство юмора ей пока еще не изменило, а значит, все не так уж плохо, Катерина снова подошла к двери, собираясь еще раз, без большой надежды на успех, позвать на помощь.
Однако на этот раз, стоило ей взяться за дверную ручку, как дверь туалета с негромким скрипом отворилась.
Давно уже ни один звук не доставлял Кате такого удовольствия, как этот скрип несмазанной двери.
Раздумывать о столь непонятном поведении дверного замка она не стала.
Катя выскочила из заточения радостно, как птица из клетки, и устремилась в то помещение, где недавно проходил гастрономический перформанс.
Комната была пуста.
Вернисаж давно завершился, все экспонаты были безжалостно съедены.
Катя с сожалением огляделась и увидела на одном столе случайно уцелевшую фигурку из булочек и круассанов. Это был настоящий подарок судьбы! Она отбросила все недавние сомнения и вгрызлась в статуэтку.
Булочки оказались свежими.
Неожиданно из угла донесся странный звук — нечто среднее между скрипом несмазанного колеса и призывным кличем перелетных гусей. Катерина вздрогнула, но любопытство взяло верх над испугом, и она двинулась к источнику звука.
Приглядевшись, она увидела на полу под скамьей уютно свернувшуюся фигуру. При более внимательном ознакомлении становилось очевидным, что это не кто иной, как Сева Востриков. Сева спал под скамейкой, время от времени оглушительно всхрапывая.
«Видать, перешел в пассивную стадию, — сообразила Катерина. — Не выдержала ранимая душа художника такого эстетического потрясения, вот и запил по-черному».
В первый момент Катя думала вытащить Вострикова из-под скамейки и отправить домой на такси. В следующую минуту она трезво оценила свои силы, Севины внушительные габариты, а также скверный характер нынешней жены Вострикова, вспомнила кстати об отсутствии денег — и решила не связываться.
У выхода из «Бездомной кошки» Катя нос к носу столкнулась с давешней гардеробщицей. Тетка стояла, уперев руки в бока, и готова была испепелить ее взглядом.
— Я что, по-вашему, ночевать тут должна? — завопила она, как только Катя оказалась в зоне досягаемости. — Мне за это денег не плотют! Мероприятие уже давно кончилось, а эти все не идут за своими вещами! Добро бы хоть вещи были стоящие, а то тьфу, смотреть противно!
С этими словами она швырнула на прилавок Катину многострадальную куртку.
— Лучше бы замок в сортире починили, чем на людей вопить, — буркнула Катя, натягивая куртку.
— И чемодан свой забирай! — Гардеробщица выставила чемоданчик. — А то потом скажешь, что Дарья Пална твое имущество прихватила. А он мне нужен, как кошке мотороллер!
— Спасибо, — пробормотала Катя и выкатилась за дверь.
Только здесь она перевела дыхание, застегнула наконец куртку (к вечеру стало довольно прохладно) и подумала, до чего противные тетки встречаются на свете.
И еще она подумала, что так и не смогла отделаться от злополучного чемодана.
Тут Катерина перевела на него глаза и оторопела.
Это был совсем не тот кейс, который ей всучил неизвестный у памятника «Стерегущему». Тот был черный, из хорошей кожи, очень элегантный — под стать владельцу. Плюс ко всему он был довольно тяжелым.
Этот же оказался потертым, потрепанным жизнью дешевым кожзамовым чемоданчиком. Между прочим, значительно легче первого.
Катя расстроилась. Как она сразу не заметила подмену! Допустим, качество чемоданчика в полутьме подвала можно и не оценить, но уж вес!..
Она вернулась к двери «Бездомной кошки», подергала за ручку.
Дверь была заперта.
Постучала — без результата.
Конечно, совсем громко стучать Катя не решилась, представив, как набросится на нее злобная гардеробщица.
Она вздохнула и медленно побрела в сторону Невского проспекта.
Однако далеко уйти ей, видно, было не суждено.
Навстречу, слегка покачиваясь, двигался бородатый тип с горящими глазами. Приглядевшись, Катя рассмотрела крупную бородавку на носу и узнала героя сегодняшней выставки — мастера хлебных композиций Леонтия Хвоща.
Леонтий перегородил ей дорогу и радостно взвыл:
— Привет, случайная подруга! Тебя-то я и поджидал!
— Ты чего, Леня, перебрал? — миролюбиво проговорила Катя. — Какая я тебе подруга? Шел бы ты домой, тебя наверняка жена ждет не дождется. Знаешь, который час?
— Не говори мне о супруге, ее я видеть не хочу! Груба она и недостойна святого имени жены! — С этими словами Хвощ попытался ухватить Катю поперек талии. Это оказалось непросто, и, пока подвыпивший художник искал, где у нее талия, Катерина сумело ловко вывернуться. Леонтий Хвощ развел руками и проводил неверную разочарованным взглядом.
Катя прибавила шагу, свернула за угол. Впереди уже показались огни Невского проспекта, как вдруг из темной подворотни выскочили двое весьма подозрительных типов.
Они перегородили дорогу и с угрожающим видом принялись теснить Катю к подворотне.
Одного из них она сразу узнала: обвислые, как у бульдога, щеки, покрытые трехдневной щетиной, потертый плащ и глаза, глядящие в разные стороны: один на вас, а другой — в Арзамас. Никакого сомнения, это был тот самый тип, что караулил ее у кафе на Петроградской стороне.
