— Тогда вперед.
У входа в цитадель российского парламентаризма Волков остановился и критическим взглядом осмотрел свое воинство в новехоньких парадных мундирах. Майор Марецкий — позывной Рабат, невысокий, слегка полноватый крепыш. Пострижен, гладко выбрит, за версту благоухает одеколоном. Шесть орденов и очень много медалей. Скрещенные автоматы, эмблемы мотострелковых войск в уголках оливкового форменного мундира.
Старший лейтенант Игорь Коваленко, позывной Тихий, — в кресле-каталке. Пострижен, побрит. Три ордена, пара медалек, парашютики (эмблемы ВДВ), порядок. Капитан третьего ранга Алексей Шабалин, позывной Ящер, коротконогий, длиннорукий брюнет, очень похожий на бритую обезьяну. Во всей флотской красе: белая парадная тужурка с якорьками и золотыми погонами, россыпь орденов, естественно, значок «За дальний поход», кортик на боку и белые перчатки на лапах. Полюбовался собственным отражением в зеркальном стекле. Вроде все в порядке, мундир с эмблемами ракетных войск и артиллерии (остроносая ракета, крест-накрест перечеркнутая пушечками), ордена, медали. Тяжело вздохнул.
— Ящер, перчатки сними.
— Так ведь по форме положено.
— Я что сказал?
— Понял.
— Тогда, с богом. Пошли. — Шабалин с Марецким, как пушинку, подхватили кресло с сидящим в нем якобы инвалидом и тронулись вслед за командиром.
Их выплюнули наружу очень скоро, через какие-то сорок минут, и это включая те полчаса, которые они прождали в приемной. «Мясники», «портачи», «дебилы» было самым парламентским, что они услышали от болеющих за судьбы отечества парламентариев. «Идите, — сообщили им напоследок. — Ждите решения». Не стоило иметь семи пядей во лбу и ниже, чтобы понять, решение будет судьбоносным.
Коваленко проехал несколько метров и развернулся лицом к остальным. Открыл рот.
— Сейчас спросит, кто нами правит, — догадался Марецкий. — А то сам не увидел.
— Да нет, я не об этом, — засмущался Игорь. — Командир, как насчет…
— У нас на флоте это называется за…ть, — догадался Шабалин. — Лично я — только за.
— Так и я не против, — буркнул Марецкий. — Командир, ты как?
— Как все, только давайте отойдем немного. Тут поблизости цены просто запредельные.
И они тронулись. Каталку с сидящем в ней Коваленко, легонько, одним пальчиком, подталкивал Шабалин.
— Командир, — поинтересовался Игорь, — а почему у тебя лицо покраснело? Давление, что ли, скачет?
— Размечтался, — хмыкнул тот. — Просто встретил знакомого. Помните того лысого, который орал, что всех насквозь видит?
— Ну.
— Встречались. Такой, блин, лихой особист был, аж дух захватывало.
— Расскажи.
— Почему бы и нет, нам еще минут пятнадцать топать. Слушайте, детки, дело было…
1985 год. Ордена Ленина
Забайкальский военный округ.
Город «с театром».
Дверь кабинета приоткрылась, в проеме показалась вихрастая голова. Самую малость дохнуло перегаром.
— Сысоев, к командиру!
— Есть! — Волков закрыл тетрадь, над которой дремал, забросил ее в сейф и вышел из кабинета.
Уже месяц он находился здесь, в одном из разведорганов округа, в качестве военного переводчика и под чужой фамилией. С задачей ждать, присматриваться и находиться в готовности. К чему? А черт его знает — к чему. Лейтенантов, как известно, информируют всегда в последнюю очередь. Пока же, в ожидании времени «Ч», он вел обычную жизнь обычного молодого офицера в Сибири: исправно ходил на службу, а после нее — в кабак.
Перед тем как войти в командирский кабинет, причесался и протер носовым платком лицо: ночь накануне, проведенная на улице Угданской в деревянном одноэтажном бараке в компании веселых медсестричек Кэт, Любы и военного врача, имя которого напрочь стерлась из памяти, была томной.
— Разрешите?
— Сысоев, — проговорил командир части, не поднимая взора от каких-то бумаг, — там, в дежурке, капитан из особого отдела. У него какие-то вопросы по китайскому языку. Быстренько проконсультируй, только устно, и гони на хрен. Понял?
— Так точно!
— Свободен, потом зайдешь, расскажешь, что это «соседи» так всполошились.
— Есть! — Лже-Сысоев четко развернулся через левое плечо и вышел в большом недоумении.
Только в книгах, хороших и разных, капитаны из особого отдела шляются в серьезные разведывательные органы, как к себе домой, и вовсю участвуют в проводимых там спецмероприятиях. В жизни, поверьте, все иначе. В часть, в списках которой временно числился Волков, из всего особого отдела гарнизона мог проникнуть только его начальник, да и то, испросив предварительно разрешения у командира.
«Значит, так надо», — решил про себя юный переводчик. Достал из кармана мятную конфетку, забросил на всякий случай в рот и спустился в дежурку. Бравый капитан уже был там, буквально приплясывал на месте в нетерпении под снулым взглядом дежурного. В бриджах, начищенных до зеркального блеска сапогах и кителе под портупеей. С кобурой на боку и секретным чемоданчиком в руке.
— Сысоев, — представился Сергей и протянул руку.
— Капитан Шишкин, — ответил тот, руки не подав. — Быстрее лейтенант, времени в обрез.
Волков присмотрелся повнимательнее: ух ты, горящие чахоточным румянцем щеки, лихорадочно блестящие глаза, лицо с явными следами азарта и радости свершения. Картина маслом из серии: «Мятеж левых эсэров подавлен, товарищ Дзержинский! Разрешите начать расстрелы?»
— Пойдем.
Не успел Сергей подойти к лестнице, как Шишкин, обогнав его, как стоячего, рванул наверх.
— Куда дальше? — заорал на бегу.
— По коридору до конца, последняя дверь направо за углом… — И только сапоги застучали.
Первым делом товарищ капитан сорвал печать и извлек из чемоданчика заполненный типографским способом документ с угловым штампом в левом верхнем углу и выложил на стол перед Сергеем.
— Давай.
— Что давать-то?
— Заполни, распишись и поставь дату.
— Зачем?
— Ты что, совсем идиот? Это подписка о неразглашении.
— Неразглашении чего?
— Того, что сейчас узнаешь.
— А как я могу не разглашать то, чего не знаю? — на полном серьезе полюбопытствовал Волков и округлил глаза.
— По-моему, ты нарываешься, — прищурился чекист.
— А по-моему, я только что забыл китайский.
С минуту они молча смотрели друг на друга, угрожающе один и с искренней придурью во взоре второй. Как и следовало ожидать, первым не выдержал Шишкин.
— Ладно, потом разберемся. Слушай внимательно, — тут он приосанился. — Я только что раскрыл валютное дело, — извлек и аккуратно положил на стол несколько бумажек, очень похожих на банкноты.
