Он частенько покидал Туринский двор: послушать новую музыку, развеяться в приятном женском обществе. На самом деле, так предполагали не знающие Юсупова люди. В действительности, князь не развлекался, а исполнял ответственные государственные задания. Императрица доверяла ему работу над серьезными дипломатическими поручениями довольно деликатного характера, суть которого заключалась в том, что оно требовало «легального прикрытия» – должности посла при небольшом государстве. Но самыми важными и серьезными оказались переговоры Юсупова с самим папой Римским.
В 1785 году граф Андрей Кириллович Разумовский, который имел самое прямое отношение к салону Московского Английского клуба на Тверской, показал себя при Дворе Неаполитанского короля некрасиво и неподобающе его статусу. Прирожденный князь Юсупов был вынужден явиться ко двору и исправить дело, дабы реабилитироваться перед королем. Иначе грозил серьезный дипломатический скандал. Неаполитанская королевская семья была оскорблена. Николай Борисович не без трудностей добился аудиенции у короля Фердинанда Первого, которому передал самые искренние извинения царицы Екатерины Второй. Дело было исправлено.
В 1788 году Юсупову было суждено вновь оказаться в Неаполе. Он состоял в весьма сложных переговорах с королевским Двором по поводу ухудшившихся отношений между Россией, Швецией и Турцией. России был необходим нейтралитет европейских государств. Его соблюдение напрямую зависело от пресловутого «общественного мнения». Непростыми оказались переговоры князя с дипломатами Англии и Австрии. Зато по вечерам Николай Борисович имел прекрасную возможность посещать любимый театр Ла-Фениче.
В 1784-ом году Николай Борисович посетил Ватикан, им была получена аудиенция у самого папы Римского Пия Шестого. Этому приему предшествовала секретная инструкция, полученная от императрицы Екатерины Второй: «Благородный Нам любезноверный! Откланявшись от Туринского Двора, направить путь Ваш в Рим, где Вы явитесь в качестве Кавалера Двора Нашего, имеющего особую комиссию к Тамошнему Владетелю, а отнюдь не в образе Министра характеризованного, дабы инако не иметь нужды в установлении нового церемониала, следовательно же и не найтися в случае какого-либо затруднения с пребыванием в Риме…».
Для решения непростых проблем внешнеполитического направления должность временного посланника в Риме не предоставляла Юсупову особых возможностей как в политическом, и в дипломатическом смысле. Именно здесь на помощь пришли личные масонские связи князя. Николай Борисович как частное лицо не только получил папскую аудиенцию, но и добился расположения Папского двора: «…отдельного самостоятельного существования в Российской империи римско-католической паствы, благодарил за дарование близкому к Русскому императорскому дому могилевского архиепископа Сестренцевича палладиума и возведения в кардиналы бывшего в России папского посла Аркотти». Кроме того, императрица через Юсупова выразила свое желание возвести Сестренцевича в кардиналы.
На удивление всем, Папа принял Юсупова так великодушно, что даже разрешил князю устроить копирование лучших живописных украшений Ватикана. До Николая Борисовича подобных разрешений в таких объемах не мог получить никто. Стоит отметить, что и после тоже.
Вообще-то идея перенести, точнее – «пересадить все великое», что имелось в Европе, на невские берега принадлежала наследнику престола Павлу. Екатерина относилась к этому несколько скептически. В результате теперь нам остается любоваться в Эрмитаже только копиями Лоджий Рафаэля, тогда как остальные шедевры Ватикана остаются для русских людей прак тически недоступными.
Пребывая в Италии, Юсупов не единожды получал от императрицы письма практически личного характера. Дружеский тон их общения не оставлял сомнений в отличных отношениях между царицей и князем. Екатерина не была страстной поклонницей скульптуры или картин, а предпочитала только резные камни. Живопись она скупала с целью подчеркнуть государственное величие, а камни – только для личного удовольствия. Именно на тему этого вопроса она и советовалась с Николаем Борисовичем.
В Италии Николаю Борисовичу удалось собрать громаднейшую коллекцию произведений искусства. Особенное место в ней заняла живопись и скульптуры. Юсупов посетил мастерские практически всех известных художников, скупил работы старых мастеров, но они и в то время уже считались большой диковинкой. Русскому аристократу нередко пытались продать выдаваемые за подлинные творения художников старые копии. Со временем все стало ясно – Юсуповская коллекция давно признана крупнейшей частной коллекцией в Европе.
По возвращении в Россию, Николай Борисович стал заметнейшей фигурой уходящего десятилетия правления императрицы Екатерины Великой. За это время он фактически возглавил русскую художественную жизнь, являясь официальным и неофициальным законодателем моды русской художественной жизни. Оказавшись в Петербурге Юсупов выглядел в глазах соотечественников человеком, у которого было чему поучиться и которому хотелось подражать.
В скором времени под руководство князя попали все основные художественные заведения и организации России. Если бы ему пришлось получить пост Президента Императорской Академии Художеств, которая в конце восемнадцатого столетия пребывала в полнейшем упадке, то Николая Борисовича смело можно было назвать первым официальным министром русской культуры. И он им был, только неофициальным – при русском Дворе такового министерства никогда не было организовано, впрочем, как и министерств вообще вплоть до начала двадцатого века.
Императрица Екатерина, которая обладала отличным эстетическим вкусом, по большинству проблем развития художественной жизни России советовалась именно с Николаем Борисовичем, а проблемы имели значение для просвещенной императрицы ничуть не меньше, чем восстание Емельяна Пугачева или сплетни политического характера дворов Европы. Правительница страны считала необходимым должным образом соответствовать культурному образу эпохи Просвещения, а также и славе просвещенной правительницы. Этого императрице удавалось достигать не только благодаря собственному труду, преимущественно эпистолярному, но и при помощи советников, которых она, как правило, прекрасно подбирала. В 1788-ом году Екатерина вызвала Юсупова из Европы. Он был нужен ей в Петербурге. Впрочем, достойная должность для него нашлась не так быстро – царица продолжала приглядываться к бывшему посланнику, с которым в последнее время больше общалась по переписке, нежели лично. Она продолжала питать к Николаю Борисовичу чувство искренней привязанности, своего рода женской дружбы, а Екатерина, надо отметить, дружить умела, хотя истинных друзей, а не просто приятелей, у нее имелось вовсе немного. Вернувшись из Европы, князь то и дело бывал при Дворе, был вхож в интимный кружок императрицы, который проходил в Зимнем дворце без каких-то особенных церемоний. Ему, среди немногих царедворцев, было разрешено приходить к Екатерине без всяческих предварительных приглашений. Возможно, такое внимание было обусловлено еще и тем фактом, что князь Юсупов всегда оставался весьма приятным, манерным и галантным в общении человеком.
Мудрый и обаятельный князь всегда имел немало недоброжелателей и завистников, особенно в среде не очень-то и образованного дворянства средней руки. Разумеется, о нем всегда ходили самые разнообразные слухи и сплетни. Среди всех рассказов о Николае Борисовиче можно выделить милый исторический анекдот о простых нравах, бытующих в ближайшем круге общения Екатерины Великой.
