В отчаянии я поднял свой самолет вертикально вверх. Неприятель неотрывно держался за мной, но затем потоки воздуха от моего винта отбросили вражескую машину назад, и она кругами пошла вниз.
Я зажмурил глаза и отпустил штурвал, чтобы расслабиться и перестать о чем-либо думать хотя бы на секунду. Затем меня начало знобить. По всему телу катился холодный пот, озноб усилился. Приступ ледяной дрожи обрушился на меня с огромной силой. Нервы вышли из-под контроля.
Я с трудом открыл глаза. Руки автоматически схватили штурвал, и самолет вышел из пике.
Далеко позади я увидел своего англичанина, который возвращался домой. Он стал чужим, неизвестным прохожим, совершенно для меня ничего не значащим. Сейчас я только хотел успокоиться, лететь прямо и ровно, не напрягая силу воли, разум, просто прямо.
Что-то скрежетало и трещало в моих наушниках. Кто-то постоянно кого-то вызывал, но мне это казалось не заслуживающим внимания шумом. Должно быть, прошло несколько минут, вызовы непрерывно продолжались, и я, наконец, понял, что это мои позывные.
Я взглянул вниз. Где это я?
Серебряная полоска реки бежала через поля и леса. Красно-золотистые нити жемчуга взмывали вверх ко мне – волшебный фейерверк, бесшумно взрывавшийся во всех направлениях маленькими дымовыми облачками, которые потом тихо парили в воздухе.
Вдруг рев мотора мощностью в две тысячи лошадиных сил стих. Тяжелые лопасти винта медленно провернулись раз-другой, как крылья мельницы, и остановились. Воздушный поток зловеще несся между ними на меня, и теперь мирно выглядевшие золотые нити жемчуга, мчащиеся мне навстречу, стали взрываться с громким эхом.
Я сразу пришел в себя. Было ясно, что меня подбили зенитки. Пехота внизу сражалась в окопах, а над ними парила пассивная цель, человек в полусне.
Мой самолет падал пугающе быстро. Я торопливо сменил направление курса, чтобы добраться хотя бы до передних германских позиций. Земля стремительно приближалась, но уже больше никто не стрелял. Если не считать свиста проносившегося за стеклом кабины воздуха, вокруг стояла полная тишина. Берега, дороги, заросли кустов становились все больше и все быстрее мчались подо мной.
Первые камни ударили по днищу фюзеляжа, когда он, словно тяжелый конек, прорыл длинную борозду в земле и с последним стоном остановился.
Когда я ослабевшими руками отстегивал ремни, Фогель и Майер 2-й низко пролетели над моей головой. Они следовали за мной, но помочь ничем не могли.
Когда мотор заглох, моя рация, питавшаяся от аккумулятора, осталась единственным работающим прибором. Я включил ее. Пока мои товарищи кружили надо мной, я слышал их сообщения.
– Оставайся у самолета. Мы тебя подберем.
«Мы тебя подберем». Из этого трудно было понять, на чьей стороне я находился – на своей или на вражеской. Что это могло значить? На нашей стороне никому не нужно было меня подбирать, а если это была территория неприятеля, я мог в любую минуту попасть в плен.
Солнце палило немилосердно. Я был голоден, меня мучила жажда, и сигареты закончились. С запада доносилась канонада. Впрочем, грохот орудий можно было услышать с юга, севера и востока. Видимо, здесь была нейтральная полоса.
Раскаленный воздух, дрожавший над полями, создавал впечатление безмятежного мира, в короткие интервалы между стрельбой я слышал трели парящего где-то поблизости жаворонка. Но потом приглушенный гром снова раскатывался в дневном воздухе.
Я спрятался в зарослях ракитника, густые ветви которого могли скрыть меня от низко пролетавших врагов, постоянно охотившихся за добычей. Мои друзья не могли выручить меня при свете дня, подумал я, потому что наши спасательные самолеты были тихоходными, не имели ни орудий, ни брони. Мне оставалось ждать на том месте, где меня должны были найти.
Время от времени я подбегал к самолету, включал рацию и разговаривал с наземной станцией на нашем аэродроме.
– Я прилечу в полночь, когда взойдет луна, – сообщил Вернер.
К этому времени могли сгуститься облака и сделать посадку в темноте невозможной. Кроме того, передняя линия фронта могла приблизиться раньше. От многих случайностей зависел успех операции моего спасения.
День тянулся ужасно медленно. Грохот канонады фронта надвигался со всех сторон. Прижав ухо к земле, я смог различить гул тяжелых машин неприятеля и лязг танковых гусениц.
Место было мрачным. Все живое, казалось, чувствовало грядущие разрушения. Зайцы, птицы и насекомые почуяли неизвестную опасность и ждали катастрофу, дрожа в своих укрытиях. Люди – свои и враги – торопливо зарывались в землю, с опасением оглядывались по сторонам, чтобы найти и уничтожить друг друга.
– Руки вверх!
На меня смотрело дуло винтовки. Увидев перед собой немецкого пехотинца, я рассмеялся:
– Вон там мой самолет. Ты не узнаешь наши кресты?
Парень тут же бросил оружие и лег рядом со мной. Он не произнес ни слова. Его глаза были устремлены на цепь низких гор напротив нас.
– Где наши? – спросил я.
Парень смотрел перед собой и молчал. Он выглядел упрямым и мрачным. Соль от пота или слез промыла чистые дорожки в запекшейся на его лице пыли. Запах от пропитанной потом форменной одежды смешивался с ароматом свежевырытой земли. Его взгляд был по-прежнему прикован к горам.
– Они придут, когда стемнеет! – пробормотал пехотинец, порылся в кармане, достал клочок бумаги и табачную пыль и неловкими, непослушными пальцами скрутил сигарету.
– Кто придет?
Мой товарищ по несчастью с сомнением посмотрел на меня, как на не вполне нормального:
– Американцы, конечно.
Я протянул ему спичку.
– Гм… изящно, – с сарказмом и с легкой жалостью произнес он, указывая на мои ухоженные ногти. – Затянись.
Парень предложил мне сигарету. Мы докурили ее вместе.
– Откуда они пойдут?
– Мы не спрашиваем «откуда». Они идут отовсюду, – заявил мой сосед. – Если тебя загнали в угол, спрашивай только «когда». Понял меня? «Когда» начнется атака. Когда!
Теперь я, наконец, понял значение большой нейтральной полосы, на которой мы находились. Смерть уже простерла руки над этой землей, предоставив ей отсрочку на несколько коротких, зловещих часов перед танковой атакой и градом снарядов, который будет выпущен по ней со всех сторон.
– Приятель, ты даже представить себе не можешь, что они могут сделать! – продолжал пехотинец. – Они сделают из нас фарш! – Он указал назад на небольшие посадки. – Там еще человек двести из нашего полка. Когда днем мы хотели сдаться, нам нужно было пересечь голые склоны. Они нас обстреляли. Ночью от дьяволов тоже не было спасения. Как только стемнеет, они атакуют тяжелыми танками и огнеметами, бьющими на пятьдесят метров. Или они пройдутся танками с тралами по нашим минам. Если ты лежишь в окопе, танки засыплют тебя и похоронят заживо.
