Здесь, у христианского государя, такой суд! Такой декрет изготовлен коварным сонмом льстецов на вечной памяти позор для грядущих поколений и на унижение русского народа, потому что в его земле родились эти отродья ехидны! Прогрызли они чрево матери своей, святой Русской земли, что породила и воспитала их на беду свою и опустошение…
Скоро после начала беззаконных казней воскурилось гонение великое и разгорелось по Земле Русской пламя лютости. Князь Андрей Михайлович был достаточно хорошо и широко образован, чтобы заметить аналогию между этими событиями и Словом Иоанна Златоуста об Ироде, который сам царство свое сокрушил: всё благочестие, все правила жизни, обычаи, веру, учение — уничтожил и смешал.
Царь Ирод, по словам великого учителя, был тиран гражданам, насильник над воинами, губитель друзей. Русский же царь превзошел его злобой и жестокостью, от которой вострепетали сердца, померкло зрение, притупился ум. Он уничтожает не только друзей — тиран стал врагом всей Святорусской земли, грабителем домов и убийцей сынов.
Воистину такого гонения неслыханного не только в Русской земле, но и у древних языческих царей никогда не бывало! Ведь при этих нечестивых мучителях хватали и мучили тех, кто веровал во Христа и порицал языческих богов; тех же, кто скрывал свою веру в себе, не хватали и не мучили, хотя и было о них известно и были схвачены их родственники.
— А наш новоявленный Зверь первым в истории{4 начал истреблять сродников тех казненных без суда, и не только родных, жён и малых детей, но и всех, на кого доносили клеветники, — и друзей, и знакомых, и соседей, а то и вовсе незнакомых, оклеветанных ради их богатств и имущества. Многих повелел злодей хватать и мучить разными муками, а ещё большее число — изгонять из домов и с родной земли в дальние ссылки.
— За что царь мучит невинных? За то, что земля возопила о казненных и сосланных праведниках, обличая и проклиная льстецов, соблазнивших царя. Царь же сам телом и душой принадлежит к этому зловещему сонму — и в зверствах погребает истину, оправдывая беззаконие потоками новой крови. В страхе перед Землей велит он мучить — не одного, не двух, но целый народ; и имена невинных, что умерли в муках, множества ради уже перечислить невозможно.
— Не только тела, но сами души убивает Зверь. Он устроил засаду на узком и тернистом пути Правды, дав свободу ходить по широкому и легкому пути Злобы. Не напрасно заведены во дворце частые пиршества с пьянством и несказанным развратом, где подлость упивается огромными чашами до неистовства. Не желающих пить и творить беззакония — заставляют с великими угрозами, крича царю: «Вот такой-то и сякой-то, не желают они веселы быть на пиру твоем, стало быть, тебя и нас осуждают как пьяниц и развратников, лицемерно выставляя себя праведниками. Видно, они недоброжелатели твои, потому что с тобой не согласны и тебя не слушаются. Дух измены в них!» Так метят достойных, грозят им и губят в конце концов разными муками.
Во мраке ночи явилось Андрею Михайловичу грустное лицо Петра Турова, который пришел к князю и рассказал о своём видении. Благородному гостю приснилась его мученическая смерть, и он решил проститься с Курбским, старым боевым товарищем. Через месяц видение сбылось: Пётр Туров был растерзан по приказу царя, а с ним немало других достойных людей.
— Странно, — думал Курбский, — как долго у царя не поднималась рука на меня, друга его юности и верного спутника в военных делах. Ведь не мог он не знать, что мне противно его поведение и ненавистны беззаконные казни! Но до времени доносам почему-то не давалось ходу. Может быть, дело в литовцах, которые в 1561 году лихо нападали на наши крепости в Ливонии, а весной следующего года вторглись с запада на русские земли.
* * *
Горящие села и монастыри в окрестностях Опочки и Себежа, видно, на время образумили царя. Не под топор палача, а в пограничные крепости посланы были прославленные воеводы. Иван Большой-Шереметев — в Смоленск, Пётр Щенятев и Пётр Серебряный — в Дорогобуж, Иван Шуйский — в Холм. Андрей Михайлович укреплял тогда Великие Луки.
Не сговариваясь, воеводы перешли в наступление и ворвались в пределы Литвы. Лёгкий полк Курбского дошел до самого Мстиславля, настиг и разгромил литовское войско.
Победы ли он искал в этих боях? Неведомо. Князь первым бросался в сечу, не оглядываясь даже, сколько поскакало за ним воинов. А у тех страх всё сильнее проникал в души, над которыми витали тени доносов. В пограничной схватке у Невеля с князем оказалось всего несколько бойцов, но он продолжал пробиваться вглубь неприятельского полка. Литовцы отступили, не преследуемые немалой русской ратью, следившей за схваткой, и их командир, Станислав Лезниовольский, представил это своей великой победой. Поле осталось за Курбским, осталась с ним и жизнь, не ушедшая сквозь новые раны.
Воевода отлежался, встал на ноги, и в конце 1562 — начале 1563 года вместе со своим старым другом Петром Щенятевым водил в поход на Полоцк Сторожевой полк. В походе присутствовал царь. Его армия обложила город укреплениями и две недели разрушала стены осадной артиллерией.
Курбский со Щенятевым лишили полоцкий гарнизон надежды на подкрепление. Сторожевой полк совершил глубокий прорыв, доскакав почти до самого Вильно. Воеводы стянули на себя все свободные литовские силы.
Когда Полоцк был уже взят, полк пробился из глубины великого княжества Литовского и соединился с основной армией. Курбский вновь остался жив, но более страшная опасность сгущалась над его головой.
5 марта 1563 года русская армия остановилась в Великих Луках. Здесь, на глазах у военачальников, царю Ивану был сделан гнусный донос на стародубских воевод. Государь без размышлений отдал приказ об аресте князя Василия Фуникова и Василия Шишкина с жёнами и детьми. Все понимали, что это значило, но страх сковал уста полководцев, кроме вступившегося за товарищей князя Андрея Михайловича. Заступничества за обречённых царь Курбскому не простил.
Прямо из Великих Лук, лишенный чести торжественного въезда в Москву, Андрей Михайлович был выслан в Дерпт. Намёк был очевиден. Именно этот пост — наместника в Ливонии — был дан оболганному и заочно осужденному Алексею Адашеву, выдающемуся государственному деятелю, которого даже царь боялся убить открыто, настолько велики были его заслуги и любовь к нему народа. Но Адашев пользовался огромной популярностью в Ливонии, где многие города, веря в его высокую порядочность, захотели покориться без боя.
Чтобы не допустить такого крупного успеха, царь приказал схватить Адашева и тайно держать его под стражей. Здесь, в этом зале, где стоял сейчас Андрей Михайлович, прошли два последних месяца человека, восхищавшего выдающимися дарованиями даже врагов. На этой дубовой лавке у камина он лежал, охваченный нервной горячкой, здесь он тихо скончался.
Какую радость доставила эта смерть своре царских клеветников и наушников! С азартом они кричали, что Адашев отравился, что он сам признался этим в измене. Жена, дети, друзья, знакомые и просто доброжелатели рухнувшего гиганта были схвачены как соучастники мнимой измены, замучены и растерзаны. Тысячи крестьян поплатились жизнью ни за что. Топором палача в истории Руси навечно высечено было «дело Адашева»
[13].
