Вдоволь наиздевавшись над пленником, Саин-мирза и Теней-мирза отъехали прочь со счастливой, по их мнению, мыслью. Мальцеву удалось узнать от благожелательных к нему людей, что мирзы наперебой убеждали Касим-пашу не верить обещаниям властителей Больших Ногаев, ибо те направили посольство в Москву. Пусть, говорили мирзы, Дин-Ахмет и Урус-мирза выдадут туркам это посольство и собственноручно зарежут Мальцева — только тогда можно будет им поверить!
Речи Саина и Тенея производили впечатление на Касим-пашу, но ещё сильнее влияли на крымского хана. Впоследствии русские дипломаты выяснили, что во время похода ненависть Девлет-Гирея к непокорной Ногайской орде под влиянием изменивших ей ногайских княжат быстро возрастала.
От ненависти был один шаг до страха, тем более что Саин-мирза и Теней-мирза не раз напоминали хану о судьбе его предков Магмет-Гирея и Богатур-салтана, убитых ногайцами под Астраханью.
Движение призванных турками Больших Ногаев к Астрахани на совете у Девлет-Гирея было признано угрозой крымскому воинству. Стрела Семёна Елизарьевича глубоко ранила самое больное место неприятеля.
Пока развивались эти события, мимо бредущего на цепи Мальцева проехало другое посольство, которому суждено было внести свою лепту в развал тщательно создававшейся Соколлу системы союзов. Это были люди Дин-Ахмета и Урус-мирзы, многие из которых сочли долгом посетить и поддержать в трудную минуту своего старого знакомого, облюбовавшего в качестве резиденции турецкую пушку.
Семён Елизарьевич с удовлетворением узнал, что в грамотах Больших Ногаев к Касим-паше изъявляется желание быть в союзе с Османской империей, но отнюдь не с Крымом. Дин-Ахмет и Урус-мирза писали турецкому военачальнику, что между ногаями и крымчаками есть старая родовая вражда. В грамотах перечислялись знатные ногаи, убитые крымскими людьми, прославлялись победы ногаев над крымским ханом и его союзниками. Побеседовав с Мальцевым, послы надумали также просить возмещения убытков за ущерб, нанесённый на Волге их посольству в Москву, и потребовали освободить Семёна Елизарьевича, — тем более рьяно, что враги Дин-Ахмета и Урус-мирзы хотели его смерти.
С этого момента повозку с орудием, к которому был прикован русский посол, можно было считать триумфальной колесницей. Дипломатическое сражение было выиграно по всем направлениям. Мальцев лишь слегка направлял обмен информацией, благодаря которому мусульманский союз на юго-востоке Европы стал невозможен. Сведений, что по фирману султана Селима II главой нашествия является хан Девлет-Гирей, а Касим-паше приказано «во всём быть в его воле» было более чем достаточно для того, чтобы Большие Ногаи и их союзники остались верными России. Даже те из них, кто первоначально примкнул к армии завоевателей, со временем стали обращаться к Мальцеву с просьбами подтвердить их желание служить московскому государю.
Но военная машина, получив разгон, неуклонно продолжала катиться к Астрахани. Даже взятые по отдельности, проникнутые взаимными подозрениями турецкие и крымские войска представляли собой грозную силу, не встречавшую пока никакого сопротивления.
Сумеет ли устоять Астрахань, сбежавшие из которой изменники на глазах Семёна Елизарьевича обещали завоевателям открыть ворота и клялись, что все население с радостью встретит победителей?! Мальцев с беспокойством ждал ответа на этот вопрос.
* * *
16 сентября турецко-татарские полчища подошли к вожделенной Астрахани. Встреченные у города изменниками и небольшой группой ногаев, пришельцы разбили стан прямо у городских стен. Ворота Астрахани раскрылись, выпустив несколько отрядов воинов, смело ударивших на расседлавшую коней османскую конницу. В жестокой сече Касим-паша потерял немало опытных, прославленных во многих походах ратников. Нападавшие же сумели уйти, наглухо закрыв за собой ворота. Разноплеменные астраханские жители порешили стоять против турецкого султана и крымского хана насмерть.
Неожиданное сопротивление вызвало замешательство среди турок. Готовясь к осаде, Касим-паша приказал возводить укреплённый лагерь на месте старого астраханского городища. Его войска волновались. Янычары, которым пришлось в походе тяжелее всего, пошли к паше.
— Нам зимовать нельзя! — кричали они. — Помереть нам всем с голода! Султан дал нам всякий запас на три года, а ты велел взять с собой только на 40 дней: как нам теперь прокормиться?!
Касим-паша и сам видел, что дело неладно. По фирману султана Селима II хан Девлет-Гирей должен был вернуться на зиму в Крым. Продовольствие турки надеялись получать от местных жителей, с Кавказа и от ногаев. Но в турецкий лагерь стекались лишь кучки недовольных чем-то воинов, а всеобщего восторга по поводу освобождения от власти Москвы не замечалось. Без татар добывать продовольствие и даже конские корма в выжженной солнцем дикой степи, в окружении кочевников было невозможно.
Недовольны были и люди Девлет-Гирея. Добыча, которую они брали в Диком поле и под Астраханью, была ничтожна, а жалованье, получаемое от Касим-паши, крымчаки воспринимали как должное. Степным ратникам казалось, что турки заманили их в ловушку: недаром Касим-паша всё время призывает к Астрахани ногайцев! Простые ордынцы и даже отдельные мурзы кричали Девлет-Гирею, чтобы он отпустил их по домам или направил в настоящий набег.
В такой сумятице всё воинство как громом поразила весть о разгроме на Переволоке. Мальцев с удовлетворением отмечал, что победа князя Серебряного внушила туркам и татарам настоящий страх. Из уст в уста передавались сведения о невероятной численности русских и их сверхъестественной свирепости в бою. Крымчаки, не раз сражавшиеся с россиянами, намеренно пугали турок сказками о северных великанах, поедавших врагов живьём.
Но то, что вносило панику в ряды войска, породило и большую собранность в действиях мусульманских военачальников. На время распри были забыты. Янычары во главе с опытными «городоёмцами» из Европы спешно вели земляные работы вокруг Астрахани: обносили город окопами и валами, устраивали батареи, вели траншеи и секретные подкопы под стены.
Выделенные Девлет-Гиреем отряды в несколько тысяч всадников устремились через Дикое поле к российским рубежам; ещё один отряд пошел на русские места Волгой на судах. Их целью было дезориентировать неприятеля и награбить достаточное количество продовольствия для зимовки Касим-паши. Часть продуктов решено было доставить из Азова степными шляхами.
День за днём все новые крымские отряды уходили от Астрахани к русским пределам. Ни об одном из них не было вестей. Некоторые, не проломив русского рубежа, ушли в Крым, другие сгинули безвестно в Волго-Донском междуречье. Лодка с несколькими татарами вернулась по Волге, принеся весть о страшном разгроме крымского отряда на воде. Казаки, заманившие его в засаду, служили у Серебряного.
Неопределённые слухи и предсказания, бродившие по рядам турецкого и татарского воинства, стали приобретать более отчётливые очертания. Мальцев видел, что наступает время решительных действий. Тут ему помог счастливый случай.
* * *
В один из вечеров к пушке, где был прикован Мальцев, привели нового пленника, посадив его с дипломатом на одной цепи. Невольники разговорились. Новичок оказался служкой игумена астраханского Никольского монастыря Кирилла. Звали его Инка. Парня повязали янычары во время неудачной вылазки астраханцев и сочли знающим человеком, способным много сказать на допросе.
