Суворовский солдат — человек. Каждый офицер и генерал — солдат, только еще лучший, еще более ответственный -за солдатскую семью, которая его выдвинула и которому доверяет себя. Все не военные — люди; задача армии, каждого солдата — их беречь. И врагов «грех напрасно убивать, они такие же люди». Жизнь, здоровье, благосостояние, счастье человека — безусловные ценности.
В чем же тут отличие от западного гуманизма? — спросите вы. Очень просто: Суворов имел в виду каждого человека, без разделения на «эллинов и варваров», своих и чужих, более «достойных» и менее защищенных, тем более — без «избранных» и «проклятых». Лучший для него — это солдат, возвышенный полководцем над обществом через осознание долга служения всем людям. Хороший, опытный солдат отвечает за младших, офицер — лучший, наиболее ответственный солдат, генералиссимус — пример для солдат. Вне служения людям иерархии просто нет. Вернее, в жизни она есть, но она — несправедлива. Богатство, происхождение, любое социальное продвижение и преимущества вне службы человечеству Суворов резко критикует.
В центре служения, в сердцевине души и в мотивации действий солдата Александр Васильевич положил добродетель. Нельзя спрашивать с солдата то, чему он «в тонкость», со всем терпением и пониманием его души, не обучен. Нельзя исправлять «битьем» собственные упущения командира в воспитании. Нельзя требовать от солдат дисциплины и храбрости, а от офицеров инициативы и прозорливости, если эти качества в них сознательно не сформированы. Абсолютно невозможно каждому, по его должности, его месту в солдатской семье, подвести своих товарищей, не отдав общему делу всех своих сил и способностей. Любое оправдание в этом случае — проклятое Суворовым «немогузнайство», которое хуже, чем смертный грех.
Главный мотив формирования хорошего солдата — честолюбие, личное стремление к совершенству, к получению большей ответственности, права лучше служить своему капральству, роте, полку, армии, России, миру. Нельзя вести солдат в бой, если ты не заботишься обо всех сторонах их обучения и воспитания, не используешь все средства, знания и силы ума для сбережения их на войне и в мирной жизни.
Нельзя убивать врага иначе, чем в бою. Нельзя оскорблять врага, особенно безоружного. Категорически нельзя обижать мирное население, не важно, свое или чужое. Невозможно нарушить слово. Нельзя атаковать противника с целью его уничтожить; надо лишить врага способности к сопротивлению максимально бескровными методами, сведя число жертв войны к самому малому. Кровожадность, жестокость, террор — немыслимы, они лежат за пределами суворовского сознания. Нельзя воевать, руководствуясь ненавистью, а не стремлением, сразив противника вначале оружием, а затем милосердием, установить с ним добрый и справедливый и прочный мир.
Но что значат все эти «нельзя»? В какой степени они важны для военного искусства? Ответ Суворова прост, но понимание этого ответа нелегко для нас и невозможно для наших зарубежных коллег: нельзя абсолютно. «Без добродетели нет ни славы, ни чести». Офицер Веденяпин, по недосмотру Александра Васильевича, был плох — он даже грабил население. Под его командой непобедимые солдаты Суворова проиграли бой полякам — ведь вождь противников имел настолько возвышенную душу, что заботился о русских раненых, как должно русскому офицеру по отношению к полякам.
Нет добродетели — нет победы. Это лейтмотив множества приказов Суворова его войскам, в которых полководец предельно открыто и честно разбирает причины неудач русских войск. Те же поляки, отпущенные Александром Васильевичем на свободу (офицеры — на конях и с оружием) в первую польскую кампанию, обещали не сражаться против России. Они не смирились и на протяжении многих лет упорно учились военному искусству. Но были Суворовым моментально разбиты — и снова отпущены. Они отправились во Францию, получили самый передовой боевой опыт — и Суворов разгромил их конный корпус силами одного батальона егерей. Для поляков армии Макдональда это был шок, для Александра Васильевича — неизбежность: как можно рассчитывать на победу, нарушив слово чести?!
Рассматривая все без исключения методы Суворова, от использования боевых построений и штыка до гигиены и санитарии, необходимо иметь в виду их нравственную основу. Именно это полководец считал главным. Те, кто полагает себя умнее его, могут попытаться получить на практике или хотя бы отыскать в истории примеры лучших результатов ратного труда.
Для Александра Васильевича потеря в самом жестоком бою больше одного процента личного состава — катастрофа, причина страшных разносов ответственным командирам, повод для основательного разбора причин такого человекогубительства. Но и потери противника свыше пяти процентов его войск — жестокость, которую можно оправдать только в самом крайнем случае. Победы не измеряются у него масштабом убийств, как это делалось до Суворова и после него.
По количеству человеческих потерь Александр Васильевич крайне далек от «достижений» «великих полководцев» Европы и России. А с точки зрения эффективности и надежности его военного искусства — не превзойден до сих пор. На мой взгляд, это заставляет верить Суворову, основавшему новое искусство войны на русском идеале добродетели. И, стараясь изучить и применить его военное искусство, четко понимать, что оно «работает» только у людей высочайшей нравственности.
РОЖДЕНИЕ ПОЛКОВОДЦА
«Ваша кисть изобразит черты лица моего — они видны; но внутреннее человечество мое скрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей».
Суворов — русский высокообразованный человек Века Просвещения. Он мечтал о лучшем мире и создавал его, наблюдая, понимая, делая выводы и совершая поступки в рамках того, что почитал нравственным. Первым долгом для него была служба России — военная, требовавшая, по его мнению, наибольшей самоотдачи и самопожертвования. В этом он был не одинок: многие дворяне полагали, что возвышены над народом недаром, а чтобы исполнить долг перед Россией, командуя на войне, как повелось с пращуров. Разными были лишь представления о величине долга.
Титанические усилия по подготовке его слабого организма к солдатской службе показывают, что еще во время домашнего обучения Суворов видел в армии идеал, не соответствующий действительности. Армия давно не воевала. Для офицеров и генералов вся эта тяжелая, до кровавых мозолей, физподготовка не требовалась. Не было на самом деле и таких солдат — никто их физически не тренировал, все равно тела были унифицированы пестрыми мундирами, а головы — посыпанными мелом буклями. Но Александр Васильевич как вбил себе в голову стать идеальным солдатом — так и оставался им до конца жизни, не пересаживаясь с седла в карету даже по прямому приказу императора.
Неизвестно точно, когда Суворов нарисовал в своем воображении идеал командира. Долгая служба в гвардии, по его признанию, не дала ему никакого представления о командовании в бою. Надо полагать, что, пройдя путь от рядового до младшего офицера, он научился заботиться о своем подразделении. Служба в интендантстве показала Александру Васильевичу заднюю, невидимую часть армии, обеспечивающую успех ее действий. Вслед за отцом он стал мастером снабжения, не наживаясь на нем. Позже, во время командования полком, эта честность позволила Суворову воспринять полк как семью, а не вотчину.
