Контрразведка была делом важным, однако для русской стороны главным было осмысление данных о конфедератах. Генерал требовал от офицеров инициативы в сборе и истолковании информации, которую они докладывают в Люблин. «Командиры, — писан он, — должны сами видеть вдалеке, без зрительной трубки», и «перед вашим вышним (начальником) быть остроумнее не только в сведениях, но и в догадках». Александр Васильевич сердился за представление неверных данных и выводов, но не наказывал за них, а требовал от офицеров впредь быть умнее.
Догадки и оценки сведений на постах помогали Суворову верно понимать информацию. Впоследствии он развил эту концепцию в приказе по войскам Крымского и Кубанского корпусов от 16 мая 1778 г.: «Корпусному командиру и между собой господам бригадным и прочим начальникам, при сообщении известий… описывать в них возможное предвидение: и по последствиям настоящего, и в будущем приличную прозрачность, с военными (и) с политическими краткими рассуждениями, для предпобеждения оных, — как способнейшим к тому местным пребыванием, нежели тем, кому сообщает… Иначе от того рождаются замешательства лишними предосторожностями и беспокойства, иногда напрасные, передвижением… войск. Лучше поэтому объяснять всякое известие, вообразительно его назнача справедливым, сомнительным или ложным, невзирая на то, что дальнейшим проницанием кажущееся ложным превратится в истинное, а и справедливое — в ложное или сомнительное. Поэтому каждому… подавать свои мысли с рассуждениями смело, означая по случаю примерное число противников и их вооружения. Получающий их берет с того свои исправные меры» (Д 11.42. С. 63).
На самостоятельной оценке офицерами информации, необходимой для «предпобеждения» — упреждения неприятеля, Суворов строил систему действий против конфедератов, от постов до Люблинского отряда, бросавшегося за самыми крупными партиями неприятелей, и до командования русской армией в Речи Посполитой. Веймарну догадки, оценки и предложения, которыми засыпал его командующий округом, были не по душе. Но Александр Васильевич уже сформировал свое отношение к обдуманной информации «снизу» как основе правильных военных действий и не отступал от него.
Осторожность, которую культивировал Веймарн, и информированность были в глазах Суворова почти синонимами. Во втором пункте Наставления постовым командирам 1770 г. он требует посылать для удара по возмутителям сильные партии, не дальше суточного перехода от поста, «и то с весьма добрым о неприятельских предприятиях и силах известием, давая о своих намерениях ближайшим постам и сюда знать», чтобы при необходимости вовремя получить поддержку.
От точности данных зависело решение об ударе на противника себе «подсилу», чтобы избежать потерь. А «если в случае, от чего Боже сохрани, несчастием в ударении урон людям последует, то с таковым постовым командиром за неосторожность и безрассудный удар на неприятеля поступлено будет по силе воинских законов».
Третьим пунктом Наставления было требование «на постах и в проходах чрез деревни и местечки обывателям ни малейших обид не чинить и безденежно ничего не брать», а подчиненных «содержать в дисциплине, однако, чтоб положенным всем, так и лошади фуражом, довольствованы были, (и) без крайней нужды не изнурять и не отягощать».
Наконец, Суворов четко определял, что является для солдат законной добычей. «Лошадей, в добычу от возмутителей получаемых, годных — определять в службу, давая тем, кто их возьмет, некоторую плату (на их содержание), ружейные же и амуничные вещи стараться в пользу службы употреблять. Что же касается того, что когда возмутителей разобьют и у них в добычу деньги или вещи взяты будут, то нет нужды рассматривать, откуда те деньги получены, но следует с теми вещами и деньгами, поступая по содержанию 111-го и 112-го воинского артикулов, разделять оные по всей команде; разве бы отнятые деньги принадлежали их казне, в таком случае поступать по толкованию 112-го артикула. Сие исполнять, как и указом Государственной Военной коллегии повелевается»
[38].
ДОБРОДЕТЕЛЬ — ЗАЛОГ ПОБЕДЫ
«Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь — мать своевольства».
Мысль, что Суворов в Наставлении постовым командирам разрешает грабеж, уподобляя солдат «возмутителям», следует отбросить. Русским было разрешено пользоваться имуществом противников, побежденных с оружием в руках, в то время как конфедераты грабили население. Мирным людям не было легче от того, что грабеж мятежники осуществляли под видом «реквизиций», которые генерал запрещал, предписывая «безденежно ничего не брать, опасаясь строго по силе законов взыскания».
Суворова возмущало, что шляхтичи продолжали грабить, даже покинув конфедерацию, «совсем разоряя диссидентские деревни… (и) не только деревни, но их церкви, не оставляя ни окон, ни лавок, также сбирая с них самовластно деньги, провиант и фураж» (Д I.178. Ср. 51). Не только диссиденты, но и католики, в том числе шляхтичи, не были защищены от произвола и даже убийства ничем, кроме русского штыка.
По случаям грабежей, которые случались в русских войсках, командование возбуждало уголовные дела. Особенно грешили казаки, которые довели Александра Васильевича до угрозы самого сурового в русской армии наказания шпицрутенами: толстыми прутьями, которые еще и вымачивались в соленой воде. Прогон сквозь строй, где товарищи наносили виновному от 100 до нескольких тысяч ударов шпицрутеном, как минимум отправлял несчастного в лазарет.
Обычно Суворов этого наказания даже не упоминал, но 24 июня 1770 г. сорвался и написал на все посты: «Доходят до меня жалобы, что казаки новоприбывшие чинят обывателям обиды и грабежи. Для чего им строго запрещается, чтоб отнюдь никто обывателям обид не чинил, что им на всех постах постовым командирам подтвердить. Если впредь услышаны будут какие жалобы, то виновные жестоко будут штрафованы шпицрутеном. А будучи в сражении, с лошадей для грабежа отнюдь не слезать» (Д I.127).
С возможным «лихоимством» был связан запрет поисковым командам останавливаться на панских дворах, откуда информация об отряде могла дойти до мятежников. «Вообще от шляхтичей, так и от протчих, никаких приманок не принимать… и бунтовщикам похлебства не чинить, под взысканием на господах постовых командирах. Сие строгое напоминание чиня, рекомендую трудолюбие, неутомленность и покорность всюду, ибо и Веденяпин не от чего иного сокрушение претерпел, как от его роскошных нравов» (Д I.120).
Разложение оккупационных войск (хорошо знакомое моим современникам по Афганистану) затронуло силы Суворова в упомянутом им поразительном случае с отрядом поручика Владимирского драгунского полка Веденяпина. Этот офицер, пишет Александр Васильевич, «к несчастью мне из Главной армии попался», — т.е. был прикомандирован из войск Румянцева, в которые пламенно мечтали попасть все храбрые офицеры! Уже это должно было Суворова насторожить. Но Александр Васильевич, располагая малыми силами, 28 сентября 1769 г. поставил Веденяпина с командой из 67 драгун на пост в местечке Красностав. Хотя формально Веденяпин подчинялся полковнику Траубенбергу, а не Суворову (Д I.45), тот усилил его пост солдатами Суздальского полка и взял на себя ответственность за него.
