Суздальцы потеряли за ночь 41 человека убитыми и ранеными (в т.ч. получили ранения Сомов и Арцыбашев), а что особенно позорно — до 60 человек пленными. Суворов прискакал из Люблина в Краков утром 24 января, ведя на подмогу русских солдат и кавалерию Браницкого. К этому времени безутешный Штакельберг укрепил периметр вокруг замка, а подоспевшая из Пинчова пехота подполковника Елагина заняла оборонительные позиции в направлениях Тынца и Бялы.
Именно оттуда ожидалась атака, ведь для развития успеха конфедераты должны были попытаться одолеть русских в Кракове. Действительно, по плану Виоменвиля конфедераты, кого удалось сыскать, были стянуты в Тынец. В то утро, когда в Кракове появился Суворов, французы и шляхта сделали вылазку из замка, а навстречу им двинулось воинство из Тынца. Те и другие были «жестокой стрельбой поражены и в бегство обращены».
Экстренные обстоятельства сами передали Суворову командование на всем театре миротворческой операции. Он по правилам инженерного искусства обложил замок, а на берегу Вислы поставил батареи. Поперек реки он навел «коммуникационный мост», благодаря которому русские могли быстро перебрасывать войска, а конфедераты были лишены возможности прислать подкрепления гарнизону замка. В Краков были стянуты дополнительные отряды; каждому командиру в Польше даны задания контролировать свои зоны и своего противника. Премьер-майор Михельсон получил в ведение партию Пулавского (опиравшегося на Ченстохов), обязавшись докладывать Суворову разведданные дважды в сутки. Полковники Лопухин и Древиц были нацелены на Зарембу и Пулавского, охраняя район Варшавы и Сандомирское воеводство от движения конфедератов со стороны Великой Польши и Ченстохова. Мобильные силы опирались на усиленную систему постов.
Противник убедился, что в умении мобилизовать силы и в предусмотрительности Суворову не было равных. Генерал-майор использовал новые возможности командования не для решения частной задачи, но чтобы парализовать движение конфедератов по всей Польше. Замок он попытался взять 18 февраля «ночным штурмованием», которое «доказало, правда, весьма храбрость, но вместе с тем и неискусство наше в тех работах». Взорвав ворота, солдаты наткнулись на завал, который устроил за ними Шуази, и после трехчасовой перестрелки отступили. «Без большой артиллерии, — констатировал Суворов, — замка взять неможно, так и прочих их укрепленных мест».
Не сбылись его надежды, что противник соберет силы для прорыва к Тынцу и Кракову. Конфедераты, вдохновить которых мечтал Виоменвиль, выдохлись. В попытках прорваться к Кракову от Тын-ца 28 февраля участвовало всего 200,2 марта — по разным берегам Вислы 800 и 400 человек. Их русские потоптали небольшими кавалерийскими отрядами, а последнюю партию дали порубить двум эскадронам Браницкого — при поддержке карабинер Михельсона.
Сложно стало находить противника даже у его традиционных мест базирования. В походе Браницкого и Михельсона в район Бялы удалось взять лишь 20 пленных с двумя французскими офицерами. Упорно искавшие врага уланы обрели и порубили отряд всего из 200 человек. Полковник Оболдуев, получив под начало полковников Древица и Лопухина, разгромил несколько отрядиков Зарембы и Пулавского, искавших пропитания, — и все.
Отличная затея с захватом Краковского замка окончилась пшиком. Конфедераты не поднялись, биться было не с кем. Суворов был разочарован. А Шуази к тому же изводил его своими требованиями. Начав переговоры о сдаче, он почему-то не хотел быть отпущенным со своими людьми на все четыре стороны. Нет, Шуази желал быть именно «военнопленным», да еще и посидеть в плену! Александр Васильевич предоставил французам самим сочинять условия их капитуляции. И Шаузи сочинил…
15 апреля 1772 г. 700 накопившихся в замке защитников (видимо, канализация продолжала у них работать в обе стороны) сдались и, после приличествующего обеда их офицеров с Суворовым, направились под конвоем в Люблин, захватив все свое имущество. Из 44-х пленных офицеров 25 оказалось французами. Александр Васильевич, по обыкновению, оставил им лошадей (еще добавив своих — путь предстоял длинный) и личное оружие. Немедленно после освобождения замка Александр Васильевич стал просить Бибикова за Штакельберга, который едва не угодил под суд: «Простите, батюшка! Бедного старика Штакельберга». — И полковник был прощен.
9 мая Суворов начал блокаду Тынца, в котором командовал француз Дюгу. Но жизнь и приключения шляхетской конфедерации уже кончились. Часть ее «генеральности», глубоко погрязшая в долгах, договорилась с австрийцами, а те сочли момент удобным для оккупации Польши. 22 мая корпус имперских войск пересек австро-польскую границу.
Суворовским войскам, выставившим на дорогах заставы, не велено было стрелять. Обходя заставы и заявляя, что «они маршируют … как наши союзники и имеют о том повеление», австрийцы заняли Тынец. Казимир Пулавский сдал Ченстоховский монастырь русским и отбыл к своим покровителям в Турцию, а затем во Францию. По счетам конфедератов пришло время платить, но не туркам, австрийцам и французам, как они рассчитывали, а австрийцам, пруссакам и русским.
РАЗДЕЛ ПОЛЬШИ
«Сам чувствую, что не довольно послужил этому краю».
В то время как героические французы и поляки брали Краков, покровители конфедератов в Вене убеждали русских и прусских представителей, что государственность Речи Посполитой себя изжила. Раз у «патриотов Польши» не стало денег на оплату покровителей, им пришло время рассчитаться землями своей страны. Зимой 1772 г. в Вене была подписана и осенью в Петербурге ратифицирована конвенция о разделе Польши. Львиную долю земель, в том числе Бохну и Величку, присвоила себе Австрия (83 тысячи км2, и 2 млн. 600 тысяч человек). Она заняла южную часть Краковского и Сандомирского воеводств (без г. Кракова), часть Вельского воеводства и всю Галицию. Пруссия получила 36 тысяч км2 и 580 тысяч жителей в Померании (без Данцинга), Западной и Восточной Пруссии, а также часть Великой Польши.
Россия не участвовала в разделе Польши. Отошедшие к ней земли (92 тысячи км2 с населением 1 млн. 300 тысяч человек) никогда не входили в Польшу. Они принадлежали Речи Посполитой лишь по унии Польши с Великим княжеством Литовским. Большая часть русских приобретений находилась в Восточной Белоруссии — исконных землях Древнерусского государства (районы Витебска, Полоцка, Мстиславля и Могилева), населенных православными русскими людьми. Меньшая часть — Ливония и Инфлянты — была освоена прибалтийскими немцами и давно тяготела к Российской империи.
Россия не выступала захватчиком, а Пруссия являлась им лишь частично. Инициатором раздела Польши, получившим от него наибольшие выгоды с максимальным уроном для поляков, была Австрийская империя — союзница барских конфедератов.
Суворов тяжело переживал крушение Польши. В августе, после капитуляции Пулавского, он вынужден был снять посты в Величке и Бохне, отведя войска в Краков. А вскоре отбыл в Литву, в корпус Эльмпта, где провел месяц, пытаясь забыться на званых вечерах и балах в Вильно. Получив в октябре 1772 г. назначение в корпус, выдвигавшийся к границе Швеции, Суворов в письме Бибикову подвел итог своей миссии в Речи Посполитой:
