Всего этого не мог, конечно, предположить митрополит Киевский и всея Руси Пётр (не путать с московским святителем!), посланный Михаилом Черниговским за помощью к папе и внимательно выслушанный Лионским собором
[143]. Проведённое Лионским собором с его помощью "Расследование о тартарах" было тщательно запротоколировано и в этом виде сохранилось в Анналах Бёртонского монастыря
[144].
"Среди прочих прелатов мира, — гласит протокол, — прибыл на собор в Лионе рутенский (русский. — Авт.) архиепископ по имени Петр, который, как утверждали некоторые, вернувшиеся с собора, не знал ни латинского, ни греческого, ни еврейского языка и все же через толмача блестяще пред лицом его Святейшества папы изложил Евангелие. Он также, особо приглашенный, с его святейшеством папой и другими прелатами, облаченный в священные одежды, но не такого вида, как у них, присутствовал при богослужении".
Замечу, что ничего раскольнического в этом акте богослужения с католиками не было, если митрополит Петр молился по-русски и, таким образом, не использовал формул, искажённых католиками. Возможно, именно этим и объясняется его "незнание" даже греческого языка (ведь высшее греческое духовенство завоёванных крестоносцами Константинополя и Иерусалима было в те времена принуждено покориться папе.
Затем началось "Расследование о тартарах", в ходе которого Петра тщательно расспросили, "во-первых, о происхождении (татар. — Авт.); во-вторых, о вероисповедании; в-третьих, о совершении религиозных обрядов; в-четвертых, об образе жизни; в-пятых, о [военной] мощи; в-шестых, о численности; в-седьмых, о намерении [их]; в-восьмых, о соблюдении договоров; в-девятых, о приеме послов".
Митрополит Петр достаточно ярко охарактеризовал угрозу, которая исходит от Монгольской империи всему христианскому миру. От отметил, что "они сильнее и подвижнее нас", что "от всех народов и всех вер многие присоединились к ним", а главное, "что намерены они весь мир себе подчинить и что предопределено свыше, что должны они весь мир за 39 лет опустошить, подтверждая это тем, что как некогда божественная кара очистила мир потопом, так и теперь нашествие их очистит этот мир разрушительным мечом. Также, полагают они, ждут их жестокие схватки с римлянами и другими латинянами, и неясно им, победят ли они или будут побеждены; [но] если победят, должны властвовать над всем миром".
Азартного папу Иннокентия IV эта очевидная угроза не испугала. Гораздо более важными показались ему слова митрополита о том, как татары соблюдают договоры и принимают послов. Слова звучали обнадёживающе:
"О соблюдении договоров [Пётр] ответил, что [татары] вполне соблюдают договоры с теми, кто немедленно им сдается, отбирая из них воинов, ремесленников для различных служб, нисколько не щадя тех, кто ожидает их натиска. О приеме послов [Пётр| ответил, что [татары] благосклонно их принимают, расспрашивают и отпускают".
Значит, решил Иннокентий IV, хорошо подобранные послы могут склонить татар к союзу с папой против их названных Петром врагов (арабов в Междуречье), а может, и против Никейского императора, с возмутительным упорством сражавшегося за остатки православной империи римлян в Передней Азии и грозившего выбить крестоносцев из Константинополя. Ничего не имел Иннокентий IV и против разгрома татарами непокорной папе православной Руси.
Мы не знаем, насколько был потрясён поначалу ободренный хорошим приёмом митрополит Пётр, когда Лионский собор объявил крестовый поход против императора, а папа направил в Орду послов. Но пославший его с большими надеждами в Лион князь Черниговский Михаил Всеволодович был просто убит. Не только морально, крушением надежд на совместное с Западом сопротивление татарам, но и физически: в ставке Батыя на нём показал своё искусство ханский специалист по кун-фу, после чего князю отрезали голову.
Михаил Черниговский поехал в Орду довольно поздно, в 1246 г., когда там уже побывали владимиро-суздальские князья и великий князь Смоленский Святослав Иванович с родственниками, а в Чернигов пришли известия о провале его апелляции к папе и Лионскому собору. С собой Михаил Всеволодович взял внука Бориса (на сына Ростислава он, согласно Ипатьевской летописи, осерчал). Лаврентьевская летопись так рассказывает о неудачной миссии и трагической гибели святого князя:
"Того же лета (что и Святослав Смоленский. — Авт.) Михаил князь Черниговский с внуком своим Борисом поехали к татарам. И когда они были в стане, послал Батый к Михаилу князю, велев ему поклониться огню и идолам их. Михаил же князь не повиновался велению их, но укорил его и глухих его кумиров. И так без милости от нечистых заколот был и конец жизни принял месяца сентября в 20 день на память святого мученика Евстафия. Батый же князя Бориса отпустил к Сартаку, сыну своему. Сартак же почтил князя Бориса и отпустил его восвояси"
[145].
"Узнал Михаил, что король выдал дочь свою за сына его и бежал к венграм; король же венгерский и сын его Ростислав чести ему не оказали, — сказано про Михаила Черниговского в Ипатьевской летописи. — Он же, разгневавшись на сына, возвратился в Чернигов. Оттуда поехал к Батыю, прося волости (земли и власти. — Авт.) своей от него. Батый же сказал: Поклонись отцов наших закону! Михаил же отвечал: Если Бог предал нас и власть вашу грехов ради наших в руки ваши, тебе кланяемся и почести приносим тебе, а закону отцов твоих и твоему богонечестивому повелению не кланяемся! Батый же как свирепый зверь разъярился, приказал заколоть, и заколот был беззаконным Доманом путивльцем нечестивым, и с ним заколот был боярин его Фёдор, которые мученически пострадали и приняли венец от Христа Бога"
[146].
Согласно житиям святого Михаила Черниговского
[147]и его дочери, преподобной Евфросинии Суздальской (о которой мы рассказывали во второй части книги), князь погиб вместе с боярином Фёдором, просвещённым философом и воспитателем княжны. Видимо, этот рассказ появился сразу после казни Михаила и Фёдора 20 сентября 1246 г, объясняющейся, естественно, их враждебными к Орде действиями на Западе, но оформленной как нарушение татарских обычаев.
Иронией истории или злым умыслом объясняется то, что наиболее подробно казнь Михаила Черниговского описал папский посол Джованни Плано дель Карпини, отправленный к татарам с Лионского собора, на котором выступал княжеский эмиссар Пётр? В этом следует разобраться.