В XXI в. логично задать вопрос: почему летописцы вообще не вычеркнули Ольгу? Думаю, они не были столь циничны и верили в убедительность своей легенды. Не вычеркнул же составитель "Повести временных лет" упоминания о множестве русских князей (не попавших в родословную легенду Рюриковичей) из приведённых им договоров с греками! К тому же рассказ о княгине решал проблему государственного строительства, не столь важную на фоне дружинных подвигов и самую туманную в деяниях князей-разбойников.
В Начальном своде "Игорь начал города ставить и установил дань давать" — но не князю, а варягам, чтобы не грабили! После этого он просто "сидел в Киеве, княжа и воюя с древлянами и уличами". При этом уличей не покорил, а дань с древлян отдал воеводе Свенельду. В "Повести временных лет" уже "Олег начал строить города и установил дани" аналогично. Добавлено, что он "властвовал над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал". Те, кто не платил варягам, давали ему дань, "как раньше хазарам давали". Дань эту не возили в Киев, просто некоторые из союзов племён не сопротивлялись, когда зимой князь приезжал в их земли брать дань ("полюдье"), охотиться ("ловы деять") и кормиться ("гощение"). Но могли и отказаться. Так, радимичи, которых, по "Повести", Олег заставил платить себе, а не хазарам, Игорю и Святославу уже не платили (их покорил Владимир).
Какие города строили Игорь или Олег — неведомо. Армии, налогов, законов и путей сообщения их "государство" не имело. Историков это не волнует. Летописцев тоже больше трогали военная добыча и торговые договоры, но они-то жили в государстве, где всё это уже было создано! Выбросить на истории Ольгу значило заново сочинять, откуда эти блага цивилизации взялись. Думаю, и сегодня многие предпочли бы столь полезную женщину из текста не выбрасывать.
С точки зрения летописеведа, смысл переделок и значительного расширения рассказов о ранней истории Руси в XI XII вв. совершенно ясен. Первоначально история начиналась Ольгой. Год её прихода к власти — первый в собственно русской истории, соответствующий мировой хронологии. Она первый правитель Руси, названный по имени при византийском и германском дворах. В конце X в. автор Древнейшего сказании описал леность, жадность и смерть Игоря, чтобы показать, в каких условиях начала действовать Ольга. Только в конце XI в. в Начальный свод попали князья Аскольд и Дир, Рюрик и Олег. Подвиги Игоря и особенно произведённого в князья Вещего Олега были ярко расписаны в "Повести временных лет" в начале XII в. Ольга была оттеснена на второй план, но из истории государства не вычеркнута; более того, живописные рассказы о князьях и грубо вставленные в текст договоры их с греками были прямым откликом на совершенное Ольгой и Царьграде, явной попыткой уподобить легендарных князей-разбойников реальной великой правительнице.
Древнейшее сказание конца X в. начинало историю Руси с Ольги не потому, что его составитель не слыхал легенд о более древних владыках. (Они, легенды и сами владыки, несомненно, были, причём их — легенд и владык — было гораздо больше, чем попало в летописание Рюриковичей.) И не только потому, что был потрясён её образцовой местью за мужа. Прародитель русской историографии рассказывал историю государства, а в ней он, подобно писавшим затем мниху Иакову
[47] и митрополиту Иллариону, просто не видел иного "начала Руси" кроме мести Ольги за непутёвого, но законного мужа Игоря.
В этом контексте важно, что статья Начального свода о замужестве Ольги оставлена без даты: она определённо была в Древнейшем сказании. Можно себе представить, что сказание начиналось фразой, что "Игорь сидел в Киеве, княжа и воюя с древлянами и с уличами". Но по законам жанра сказания абсолютно невероятно, чтобы главная героиня вводилась фразой: "А Ольга была в Киеве с сыном своим малым", без указания, откуда она взялась и в каких отношениях была с Игорем. Причём зга неизвестная нам пока фраза в самом деле должна была начинать сказание: возможно, после предварительных генеалогических сведений о князе.
Княгиня Ольга встречает тело убитого князя Игоря. Художник В.И. Суриков
Это открывает путь к размышлениям, что о роде Игоря могло быть уже в Древнейшем сказании, — ключевой момент в анализе родовой легенды Рюриковичей (столь волнующей коллег), если решать вопрос в научной текстологической парадигме. Нам здесь легенда представляется любопытной лишь историографически. Гораздо важнее, что сделанное наблюдение позволяет восстановить истину о замужестве женщины, реально, а не на страницах книг построившей Русское государство.
Вырывать фразу о женитьбе из контекста нельзя, поэтому скажем с прямотой Начального свода: "И сидел Игорь, княжа в Киеве, и были у него варяги мужи словене, и с того времени (оттоле) прочие прозвали себя русью… И ещё привёл себе жену от Пскова именем Ольгу, и была мудра и смыслена, от неё же родился сын Святослав". Эта необходимая в сказании фраза, без которой невозможно дальнейшее действие, в Начальном своде стоит прямо перед первой датированной статьёй о Рюриковичах — 920 г.
Под 920 г. в Начальном своде описан неудачный поход Игоря на Царьград, когда патрикий Феофан сжег русский флот греческим огнём. Этот поход достоверно датирован 941 г. в переведённой на Руси византийской "Хронике Георгия Амартола", продолженной в X в. (до 948 г.) Симеоном Логофетом
[48]. Опираясь на неё, составитель "Повестит временных лет" поправил предшественника и перенёс рассказ о походе Игоря в 941 г.
С таким уточнением (941 г. вместо заведомо ошибочного 920 г.) свадьба Игоря и Ольги перед походом на Византию гармонирует с рождением у них наследника, который в 945 г. был "велми детеск". То, что составитель "Повести" оставил статью о свадьбе Игоря и Ольги в начале повествования (да ещё датировал 903 г.), объясняется его соображениями о лучшем обустройстве "княжения" Олега и наших суждений о замужестве Ольги никак не затрагивает. В деторождение посте 40 лет брака можно верить, как в историю об Аврааме и Саре, но использовать эту веру в исторических построениях не следует.
Очевидно, что мудрая девица из доселе славящегося красавицами Пскова вышла замуж за Игоря перед его походом на Царьград в 941 г., а в 945 г. осталась во враждебном мире одна с маленьким сыном. Теперь, опираясь на Древнейшее сказание (с учётом его незначительных изменений в летописях) и привлекая все известные источники, посмотрим, что и в каких условиях совершила сама княгиня.
Часть 2
СТРОИТЕЛЬНИЦА РУССКОГО ГОСУДАРСТВА
БЕСПОМОЩНАЯ ВДОВА
Весной 945 г. к берегу Днепра под Биричевым взвозом пристала средних размеров ладья, вмещающая 20 человек (возможно, не считая гребцов). "Тогда ведь вода текла подле горы Киевской, а на поле (где позже возник целый район — Подол. — А.Б.) не жили люди, но на горе, — сообщает Древнейшее сказание конца X в., которое мы далее цитируем. — Город же был Киев, где есть ныне Гордятин и Никифоров дворы. А княжеский двор был в городе, где ныне дворы Воротислава и Чудина, а сначала так был вне города двор другой, был ведь тут терем каменный"
[49].
