В рассказе Льва Дьякона, написанном после событий, уже при императоре Василии II, когда умудрённый опытом Калокир вернулся на дипломатическую службу в империю, проявилось сильное стремление оправдать Никифора Фоку. Нахваливая его личные качества, государственные способности и военные реформы, Лев Дьякон между прочим сообщил о сговоре императора с болгарами, против которых он призвал росов:
"Никифор не надеялся более договориться с таврами и знал, что нелегко будет подчинить своей воле окончательно уклонившегося от истинного пути патрикия Калокира, который вышел из-под его власти и возымел большое влияние на Святослава. Он предпочел отправить посольство к единоверцам-болгарам. Никифор напомнил болгарам об их вере. Он попросил у них девиц царского рода, чтобы выдать их замуж за сыновей василевса Романа, укрепив посредством родства неразрывный мир и дружбу между ромеями и болгарами".
Рассказ Льва Дьякона о претензиях Калокира на престол служит оправданием предательства императором росов, тем более что они были язычниками, То есть в глазах патриаршего дьякона Льва почти животными. Но… в момент заключения мира с болгарами император ещё не мог знать ни о коварстве Калокира, ни о том, то на Болгарию идёт сам Святослав. Никифор разыгрывал простейший политический гамбит: в Болгарию врывается банда грабителей-тафроскифов, и вот уже болгары более сговорчивы на мир с Византией.
Всё кончилось бы успехом византийского коварства, если бы Калокиру не удалось подбить на Дунайский поход самого Святослава. Болгары, имевшие сильную армию, пережили бы набег русов, император остался бы им лучшим другом, граница империи в Европе была бы спокойна. Сам Никифор продолжал бы громить арабов и немцев.
Однако Святослав двинул в Болгарию "войско, состоявшее, кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей". Все историки признают, что это — преувеличение. Главным в дружине Святослава была не её численность, а высокий профессионализм воинов. Тридцатитысячная фаланга болгарского царя Петра была сметена одним ударом. Болгары, по словам Льва Дьякона, "не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и… заперлись в безопасной крепости". Царя, после разных мытарств, постиг эпилептический припадок, и он скончался.
Болгарское царство досталось Борису II и фактически распалось, но с его славянским по преимуществу населением великий князь установил мирные отношения. Никифор Фока и тут попал впросак. Он вынужден был признать утверждение Святослава в низовьях Дуная, заключить с ним мир и платить росам дань за безопасность своих границ. Разумеется, это был дипломатический манёвр. Ещё Константин Багрянородный, при котором Никифор сделал военную карьеру, рекомендовал для сдерживания росов платить не им, а печенегам. Его преемник так и поступил — благо Святослав увёл на Дунай почти все боеспособные войска Руси.
"В год 968/969 пришли печенеги на Русскую землю впервые, — сообщает летопись по Древнейшему сказанию, — а Святослав в Переяславце засел, а Ольга в городе с внуками своими, в городе Киеве. И осадили печенеги город в силе большой. И изнемогали люди от голода и жажды". Киев стоял там же, где и сейчас, — на правом, западном берегу Днепра. "Люди той стороны Днепра", То есть стража со степных застав и северяне из Чернигова и Переяславля, собрались у восточного берега с ладьями, но переправиться на виду у печенегов не решались.
Киев был плотно обложен "бесчисленным множеством" врагов. Жители его голодали. Сказитель поведал, что лишь один юноша смог прокрасться из города сквозь лагерь печенегов. Он шёл через их стан, вертя в руках уздечку и спрашивая на печенежском языке: "Не видел ли кто коня моего?" Дойдя до Днепра, юноша разделся и прыгнул в воду. Печенеги опомнились, но гонец под градом стрел смело плыл через реку. С другой стороны Днепра ему на помощь поспешили ладьи воеводы Претича, оставленного Святославом с небольшой дружиной для управления северскими землями или для пограничной стражи. Отрока выловили из воды и доставили к воеводе." Коли не приступите завтра к городу, — сказал он, — люди сдадутся печенегам".
Дружина призадумалась. В Киеве находилась княгиня Ольга с наследниками Святослава. Старшему cm сыну Ярополку было уже не меньше 12 лет. Мы знаем об этом по тому, что примерно в том же 968/969 г. отец привезёт ему наложницу — красивую девушку из разорённого им греческого монастыря. Второго внука Ольги звали Олегом. О матери их ничего неизвестно.
Зато мы знаем мать третьего сына Святослава — ключницу самой княгини Малушу, дочь Малко Любечанина. Историки приложили большие усилия, чтобы найти для матери будущего Крестителя Руси Владимира Святого происхождение познатнее. Одни производили Малушу от древлянского князя Мала. Другие считали, что её отец — не просто родом из Любеча, в земле радимичей, но непременно был наместником этого города.
Всех смущало, что мать Владимира была "рабой" — холопкой княгини Ольги. Впоследствии, по словам Древнейшего сказания, княжна Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволда, отказала посватавшемуся к ней Владимиру со словами: "Не хочу разувать рабичича (сына рабыни. — А.Б.), но Ярополка хочу!" Этот текст вызвал множество кривотолков, в том числе об униженной доле женщины, вынужденной стягивать сапоги с мужа в знак покорности его воле. Однако плотно облегающие ногу кожаные сапоги-чулки, которые носила тогда знать по византийской моде, снять самому никак нельзя. И если новобрачная хотела обойтись без мужнина денщика, ей надо было делать это самой.
Такое же непонимание реалий проявилось и в оценке решения Рогнеды, и в отношении историков к положению матери Владимира. Никто не хотел понять девушку, желающую выйти за великого князя Киевского Ярополка, а не за изгоя, бежавшего от брата за море и вернувшегося с бандой буйных варягов. И все делали вид, будто не знают, что самые доверенные слуги князя, по той же Русской Правде, обязательно приносили ему присягу на пожизненную службу, становились добровольными холопами. Чтобы сделаться таковым, согласно Правде, существовало только три пути: продать себя в присутствии свидетеля (хоть за символическую сумму); жениться на холопке или челядинке (рабыне-иноплеменнице); поступить на службу тиуном (управляющим имением) или ключником (управляющим дворцовым хозяйством). То есть занять очень высокую и, учитывая степень доверия хозяина, пожизненную должность.
Холоп не был рабом в классическом, средиземноморском варианте этого понятия. Он был приёмным членом семьи, обязанным служить господину, как отцу, до его (господина) смерти. Власть господина над холопом была равна его власти над сыном или дочерью. Главным в этих отношениях был высокий уровень взаимного доверия. Недаром категория холопов-управляющих со временем была дополнена обширной группой боевых холопов: воинов, сопровождавших господина в бою, подобно древним дружинникам с их пожизненной присягой князю.
Ключница Малуша Малковна по своему положению была самым доверенным лицом из приближённых Ольги. Для великой княгини не было лучше способа, чем свести Малушу со своим воинственным сыном, чтобы получить внука, мать которого точно всегда будет при ней. Не случайно летопись рассказывает, что княгиня проводила с маленьким Владимиром много времени, воспитывая его в христианской вере и добродетели.
