Ценный совет он мне дал насчет ведомого: нужно, чтобы тот был твоим щитом, и тогда ты сможешь атаковывать самолеты противника, не думая о своей безопасности сзади, и крутить головой на 180 градусов не будет надобности. Я так раньше не думал, и к ведомым стал присматриваться — лучше поздно, чем никогда.
Еще мне запомнилось с первого взгляда, что человек этот физически очень здоров и своим Ла-5 в воздухе в состоянии играть, как игрушкой. Смелости и патриотизма у него хоть отбавляй — что и надо воздушному бойцу, защитнику Родины.
Линия фронта в то время была от аэродрома всего в 4—5 километрах, слышна была стрельба артиллерии, и в деревню Зеленая к ночи вошли наши танки, а на рассвете они расползлись по оврагам, которые были вокруг деревни.
Утром 1 октября 1943 года, до рассвета, мы уже были на аэродроме. Вдруг слышу звук летящих самолетов, гляжу вверх, на юго-запад, и вижу три девятки бомбардировщиков. Ну, думаю, сейчас нанесут удар по аэродрому. Но нет, они свой смертоносный груз сбросили на деревню — там появились столбы дыма и огня.
Оказывается, немцы оставили лазутчика в деревне, который передал, что в деревню вошли танки. Потом его поймали, взяли вместе с радиостанцией.
В это время комэск Евстигнеев, который еще до нашего приезда на аэродром парой на Ла-5 вылетел на разведку, возвращаясь, увидел бомбардировщики, атаковал и сбил Хе-111. Появились 4 парашютиста.
Во второй половине дня прибыла передовая команда батальона аэродромного обслуживания нашего полка, а вечером прилетел и наш 129-й гвардейский авиаполк. Все стало на свои места.
Правда, командир полка, подполковник Владимир Бобров заставил всю следующую ночь быть на аэродроме — на случай, если немцы прорвут линию обороны. В этом случае надо было взлетать и садиться на аэродром на левом берегу Днепра, хотя из нас ночью никто не летал. Правда, та ночь была лунная.
В тот же день, после прилета нашего полка, эскадрилья Ла-5 Кожедуба улетела на аэродром Знаменка, на северо-запад.
Во время войны я еще раз встретился с ним в Молдавии (в Бессарабии), где, возвращаясь с задания по прикрытию нашего самолета-разведчика, пришлось сесть на вынужденную на передовом аэродроме из-за нехватки горючего. Разведчик этот фотографировал румынскую территорию в районе Ясс.
Обратился к Ивану Никитичу с просьбой выделить бензин для заправки двух моих "аэрокобр". Он ответил, что надо ждать, должны прилететь два Ли-2 и привезти в канистрах горючее. Вскоре Ли-2 прибыли, совершили посадку и зарулили на противоположную сторону аэродрома. Вдруг откуда ни возьмись прилетели 6 Me-109 и начали штурмовать аэродром. Подожгли и эти Ли-2. Опять горе. Тут садится Ла-5 недалеко от моего самолета, колеса его попадают в воронку, самолет переворачивается и ложится на лопатки колесами вверх. Я первым подбежал, вижу и слышу — летчик жив, но поднять хвостовое оперение не смог. Подбежали техники, подняли хвост, разбили фонарь, вытащили летчика. Тот был немного покалечен — кровь из носа шла, но жив.
На следующий день привезли горючее, заправили мои самолеты, и мы улетели на аэродром Ямполь, где базировался наш авиаполк.
В дальнейшем с Иваном Никитичем пришлось встретиться в Военно-воздушной академии в Монине, куда я приехал на учебу в 1946 году.
Считаю, что командование ВВС еще во время войны приняло правильное решение — отправлять перспективных молодых летчиков на учебу в академии как будущих командиров ВВС, как необходимые кадры на послевоенные годы.
Часть летного состава из частей была направлена на учебу в 1944 и 1945 годах. И.Н. Кожедуб поступил в академию в 1945 году и был слушателем 22-го приема.
Меня направляли на учебу в 1944 году, но я отказался, заявив, что начал с первого дня участвовать в Великой Отечественной войне и пока война не окончится, с фронта никуда не поеду.
В 1946 году поступил в академию на учебу, и мы периодически встречались. Нас еще сблизило то, что ко Дню Победы в 1946 году его и мой портрет были вывешены в Доме офицеров в Монине. Его портрет был больше, мой — меньше.
В то время он был уже депутатом Верховного Совета и имел три Звезды Героя Советского Союза.
Вероника Николаевна, его жена, первую дочь рожала в роддоме в Монине, где работала моя будущая жена Лидия Стефановна Лисовицкая.
В одно из посещений роддома Кожедуб поинтересовался у Лидии Стефановны, не замужем ли она? Она ответила, что нет. Тогда он заявил ей, что у него есть на примете хороший парень, с которым познакомит ее.
Но мы сами познакомились в конце марта 1947 года.
В один из выходных дней мы с Лидией Стефановной, перед началом фильма или концерта, находились в фойе Дома офицеров в Монине, где, как правило, всегда играла музыка и проходили танцы. Вдруг к нам подходит Иван Никитич с Вероникой Николаевной и при всех присутствующих говорит:
— Я их хотел познакомить, а они уже знакомы… Трижды вас благословляю, — с этими словами он нас перекрестил.
В дальнейшем мы не раз с ним встречались, но он на меня слегка обиделся — почему я его не пригласил на свадьбу. Но, увы! Какая могла быть свадьба в 1947 году, когда не было ни продовольствия, ни помещения. Этот же упрек я сносил от него при каждой встрече:
— Федор! Никак не могу простить тебе, что не пригласил на свадьбу.
Что можно сказать об Иване Никитовиче Кожедубе? Человек он был общительный, зазнайства в нем не было, всегда помогал людям. Служба же его проходила тяжело из-за зависти вышестоящих чиновников. Особенно это проявлялось, когда он стал заместителем начальника боевой подготовки ВВС страны.
Многие командующие ВВС округов и воздушных армий, если так можно выразиться, его не признавали, ибо боялись за свое место, а его старались обойти и унизить.
Правда, в этом он был не одинок. Нас всех держали под ногтем и не давали хода. Только отдельным ребятам удалось продвинуться по службе. Нас удобно было считать юношами, как во время Великой Отечественной войны — двадцати-двадцатидвухлетними воздушными бойцами, а не руководителями, не командирами летных частей.
Несмотря на все трудности, Иван Никитич все же получил звание маршала авиации, а произошло это при следующих обстоятельствах.
К сорокалетию Победы всех наградили орденом Отечественной войны, и его вручение высшим генералам и маршалам проводил М. Горбачев. Когда он увидел генерал-полковника Ивана Никитича, то сказал — непорядок, и дал указание сегодня же оформить документы на присвоение звания маршала авиации.
Через несколько дней, перед 9 Мая, по телевизору показали Ивана Никитовича в форме маршала авиации.
Я звоню сразу и поздравляю его с присвоением звания маршала авиации, жена, Лидия, выхватывает трубку телефона и тоже поздравляет.
Конечно, нагрузки в жизни после окончания Великой Отечественной войны у него были огромные, как по службе, так и по общественным обязанностям. Он служил для народа, не думал о себе. В подполье не уходил, был всегда на виду.
