«В 14 час. 40 мин. в районе Ново-Злынки от земли атаковал Me-109, открыв огонь со 100—70 метров. Самолет противника стал разрушаться в воздухе, загорелся и перешел в беспорядочное падение. Факт сбитая подтверждают младшие лейтенанты В. Мухин и А. Гопкало».
В боевой аттестационной характеристике, подписанной командиром полка 17 января 1944 года, указано, что старший лейтенант Кожедуб имеет 173 боевых вылета на самолете Ла-5, провел 52 воздушных боя, в которых лично сбил 25 самолетов противника. «Общий налет 777 часов, из них 177 час. 03 мин. боевой налет».
30 января 1944 года Кожедуб совершил 4 боевых вылета в район Звенигородка — Шпола, все — с боями. В тяжелых воздушных сражениях в этот день полк потерял двух молодых, но сильных летчиков: одного из братьев-близнецов — А. Колесникова и А. Кальянова.
«В этот же день моей эскадрилье представился случай отомстить за друзей, — вспоминает Кожедуб в своей книге. — По приказу командира я вылетел в четвертый раз в тот же район. Облака затянули белесое небо, видимость была неважная. На фоне снежного покрова внизу отчетливо виднелись воронки — по ним нетрудно определить линию фронта. Внезапно я заметил белые самолеты. Они появились неожиданно, ниже нас. По белому фону разбросаны черные пятна: зимний камуфляж. Насчитываю 27 "юнкерсов". Звено летит за звеном. Они готовятся к бомбометанию по деревне Журовка, где было скопление наших танков.
Передаю товарищам:
— Иду в атаку.
Противник, очевидно, понял, что мы его обнаружили. "Лапотники" начали удирать: рассчитывали скрыться на фоне снега и воронок. Быстро отправляю одного на землю.
— Вот тебе, гад, за Сашу Колесникова!
Смотрю — Мухин в удобном положении. Передаю ему:
— Бей! Прикрываю!
И Мухин стремительно атакует и сбивает фашистский бомбардировщик. За Сашу Кальянова»
[21].
В этот день, судя по наградным документам и по справке на сбитые самолеты противника, Кожедубу были засчитаны два сбитых самолета: Ю-87 и Me-109.
В наградных документах факты уничтожения неприятельских самолетов отражены так: «30.1.1944 года прикрывал район Капитановка — Лебедин группой 6 Ла-5. При встрече с 9 бомбардировщиками противника рассеял их и не допустил к цели. Сбил лично один самолет Ю-87, а его группа сбила 4 самолета противника Ю-87. Во втором воздушном бою сбил 1 Me-109».
В справке на сбитые самолеты противника, подписанной новым начальником штаба 240-го ИАП майором Шахматовым, указано:
«27. 30.1.44 г. в 11.17 сбил самолет противника типа Ю-87, который упал в районе западнее Липовка. Подтверждают экипажи летчики, участвовавшие в этом воздушном бою: младшие лейтенанты Мухин Василий Филиппович, Пуршев Михаил Иванович.
28. 30.1.44 г. в 11-05 (?) сбил самолет противника типа Me-109, который упал в районе восточнее 4 км Нечаевка. Подтверждают экипажи летчики, участвовавшие в этом воздушном бою: младшие лейтенанты Филиппов Павел Павлович, Мухин Василий Филиппович и Гопкало Андрей Яковлевич».
По всей видимости, в справке неверно указано время второго результативного воздушного боя и поражения 28-го неприятельского самолета. Очевидно, случилось это не в 11.05, а позднее.
4 февраля 1944 года в жизни Ивана Кожедуба, тогда старшего лейтенанта, — памятный день. Вот как запомнил знаменательный момент он сам:
«Утром 4 февраля я, как обычно, пошел на КП узнать об обстановке и о прогнозе погоды. По дороге встретил Ольховского, Семенова и Беляева. Они о чем-то оживленно разговаривали. "Чему они радуются?" — удивился я. До меня донеслись слова Беляева:
— Вот все наши три героя в сборе.
Когда я подошел к ним, командир пожал мне руку:
— Сердечно поздравляю вас с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза.
Беляев добавил:
— Высокое звание присвоено майору Ольховскому, капитану Семенову и вам, товарищ старший лейтенант. В нашей боевой семье теперь три Героя.
Уж не ослышался ли я? Да нет: весть уже молнией облетела аэродром. Ко мне подбежали летчики эскадрильи, механик Иванов. Друзья качают Ольховского и Семенова, качают меня. С трудом вырываюсь.
— Да подождите, ребята. Как-то не верится! Все смеются, и я снова лечу вверх»
[22].
18 февраля 1944 года прошло перебазирование полка в район Шполы. Перебазирование проводилось по приказу и личному примеру командира корпуса генерал-майора авиации И.Д. Подгорного, прилетевшего на старый аэродром на Ла-5 и на нем же взлетевшего с накатанной снежной дороги.
В тот же день в небольшом одноэтажном здании столовой был накрыт П-образный торжественный стол. В полк опять прибыл Подгорный. Весь личный состав полка собрался в столовой. Зачитав Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении званий Героев Н. Ольховскому, В. Семенову и И. Кожедубу, он подошел к каждому, получившему звание, и прикрепил к гимнастерке орден Ленина и Золотую Звезду.
Командир полка поблагодарил командование, партию, правительство, боевых товарищей, всех однополчан за высокую награду. Говорил о том, что награда заставляет быть еще более непримиримыми к врагу, еще отважнее и настойчивее освобождать родную землю от захватчиков.
Предельно смущенный, не привыкший выступать на людях, Кожедуб срывающимся голосом произнес лишь несколько слов. Он сказал, что в схватках с врагом только общими усилиями можно добиться победы, благодарил фронтовую семью, обещал еще крепче, не щадя жизни, бить врага.
Сказал тост и командир корпуса генерал-майор авиации Иван Дмитриевич Подгорный. Высокий, подтянутый, с волевым тонким лицом, в безукоризненно сидящей летной форме с четырьмя орденами, говорил он проникновенно, мягким от природы голосом:
— Счастлив я, дорогие друзья, что вы продолжаете и приумножаете славные традиции наших великих предков — героев Куликова поля и Полтавской битвы, Бородинского сражения и обороны Севастополя! Рад за награжденных. Уверен, их боевые успехи будут расти, счет сбитых самолетов увеличится, а ваша дружная боевая семья пополнится новыми кавалерами Золотой Звезды.
Между тем авиация противника стала проявлять активность даже в условиях относительной непогоды. 14 марта 1944 года в 17.10 Кожедуб во главе шестерки — своей четверки, усиленной парой Тернюка из второй эскадрильи, — покатил по лужам на взлет для прикрытия наведенных переправ через Южный Буг. Расстояние было предельным для «лавочкиных» — почти 300 километров (при заявленной дальности самолета около 700 километров). А ведь возможен бой, маневрирование, вывод машины на предельные режимы…
Командир понимал всю сложность задачи и не приказывал — просил виноватым голосом:
