Сэм огорчился, услышав ее признание и поняв, как тяжело ей было, но не удержался и спросил:
– Разве он умер? Разве он забрал у вас Холли, чтобы вы поняли, что никогда больше ее не увидите?
У Джой перехватило дыхание.
– Нет, но…
– Тогда вам меня не понять, – резко прервал ее Сэм. Ему стало безразлично, если она сочтет его бездушным подонком. Он не чувствовал жалости к сироте, которая добровольно вытащила на свет свое прошлое. – Вы не можете знать, что я чувствую, и я не намерен отчитываться перед вами, защищая свои принципы, чувства и жизненный выбор.
– Отлично. – Она сердито кивнула, снова закипая от злости. – Так и будете прятать голову в песок, а жизнь пусть проходит мимо.
Сэм горестно вздохнул, воздев руки к небу.
– Вам-то что за дело до этого?
– Я видела вас с Холли, – ответила Джой, приблизившись к нему настолько, что он ощутил исходящий от нее тонкий аромат полевых цветов. – Я видела, как вы были добры к ней. Ей было это так нужно. Холли так не хватает отцовского внимания.
– Да перестаньте вы, ради бога. Я не собираюсь играть роль ничьего отца!
– Неужели? – Джой стояла, уперев руки в бока. – Лучше жить отшельником на горе, да?
– Меня моя жизнь вполне устраивает.
– Вы лжете.
– Но вы меня совсем не знаете.
– Вам хочется так думать, – сказала Джой. – На самом деле вас не так трудно раскусить.
Сэм покачал головой:
– Вы здесь, чтобы вести хозяйство, а не устраивать мне сеансы психоанализа.
– Помните, я говорила вам, что я многостаночница? – улыбнулась девушка.
В душе Сэм негодовал на то, что хотел ее, несмотря на их перепалку. А может быть, именно из-за нее. Он не хотел даже себе признаваться в том, что Джой может быть права. Ему ненавистна мысль о том, что его частная жизнь выложена в Интернете.
А еще его бесила ее способность так быстро менять настроение – от вспышки ярости до безмятежной улыбки.
– Это никакой не психоанализ, Сэм. Этот называется беседа, – спокойно сказала Джой, глядя прямо ему в глаза.
– Это называется моя личная жизнь, – огрызнулся он.
– Я знаю. И все же…
– Не надо меня жалеть.
– Это выше моих сил, – просто сказала она. – Мне искренне вас жаль.
– Что ж, замечательно. Благодарю вас, – раздраженно процедил он сквозь зубы. Боже, как ему хотелось вырваться отсюда. Она стояла слишком близко. Он чувствовал запах шампуня и цветочный аромат духов. Жасмин или лилия? Вожделение запылало в нем с новой силой.
– Но я испытываю к вам не только сочувствие, я еще и сердита на вас.
– Как и я на вас.
– Это хорошо, – ответила она, чем нимало его удивила. – Если вы злитесь, стало быть, способны на хоть какие-то эмоции. – Она подошла еще ближе, не спуская с него глаз. – Если вам нравится работать по дереву и создавать мебель, это прекрасно. У вас здорово получается.
Он кивнул, едва слыша, что она говорит. Его взгляд был прикован к выходу, так отчаянно ему хотелось сейчас скрыться от нее. Но шанса не было.
– Но вам не следовало бросать живопись, – жестко сказала она. – Вы создавали волшебные полотна.
«Волшебство испарилось – и это к лучшему», – подумалось ему.
Сэм не мог вспомнить, чтобы кто-то говорил с ним подобным образом, заставляя его вспоминать прошлое и обнажать душу. Одной из причин его бегства от родителей и сестры было то, что они слишком осторожничали, боясь причинить ему боль, слишком тактичны, чтобы говорить о случившейся трагедии и постигшем его горе.
Их… осторожность была сродни ковырянию ножом в незаживающей ране. Вот он и переехал туда, где его никто не знал. Он не хотел ничьего сочувствия. И тут появилась Джой.
– Почему? – снова спросила она. – Почему вы забросили живопись?
Это было настолько личным, что Сэм никогда и ни с кем этого не обсуждал.
Сердце его сжалось, во рту пересохло, и он с трудом вымолвил:
– Я не хочу с вами это обсуждать.
Он отошел он нее на пару шагов, затем резко повернулся и свирепо на нее уставился. В нем клокотала ярость. Но Джой продолжала спокойно на него смотреть. Она была уверена в себе, даже когда не права.
– Я уже говорила, Сэм. Вам меня не испугать.
– Эх, черт побери, какая жалость, – буркнул Сэм себе под нос.
Он снова от нее отвернулся, но на этот раз она схватила его за руку, не давая ему уйти.
– Останьтесь, – потребовала она. – Останьтесь и поговорите со мной.
Он посмотрел на ее руку, снова чувствуя прилив желания и тщетно пытаясь его побороть.
– Я же сказал, что не намерен это обсуждать.
– Хорошо, не нужно. Просто останьтесь и поговорим о чем-то другом. – Она сжала его руку, а потом отпустила. – Послушайте, я не собиралась затрагивать эту тему сегодня.
– Тогда зачем вы это все-таки сделали? – Он снова жаждал ее прикосновения.
– Я не люблю врать.
Он непонимающе нахмурился:
– Не вижу связи.
Джой сложила руки на груди и сказала:
– Я только сегодня узнала о трагедии, случившейся с вашей семьей, и никак на это не отреагировать значило бы для меня солгать вам.
Довольно изощренно, но по-своему она права. Он и сам терпеть не мог лгать, за исключением тех случаев, когда старался уверить мать, что с ним все в порядке. И по правде говоря, он был бы вполне удовлетворен, если бы Джой притворилась, что ничего не знает о его прошлом. Но теперь уже слишком поздно притворяться.
– Что ж, отлично. Совесть чиста. Можно двигаться дальше. – Он снова направился было к двери, но, когда Джой потянула его за рукав, пытаясь остановить, резко к ней обернулся, испепелив ее горящим взглядом.
Ее синие глаза расширились от изумления, а рот приоткрылся, когда он притянул ее к себе. Это был чисто инстинктивный животный жест самца. Запустив пальцы в ее золотистые локоны, он слегка оттянул назад ее голову и приник к ее губам в отчаянно-страстном и жадном поцелуе.
Застигнутая врасплох, Джой растерялась на пару секунд, но тут же обвила его шею руками, прильнув к груди.
У Сэма помутилось в голове, как только он попробовал ее на вкус. Ему немедленно захотелось продолжить. С ее губ сорвался стон, разжегший в нем пламя страсти. Боже, он и представить себе не мог, какой эффект произведет на него поцелуй.
Ему безумно захотелось сорвать с нее блузку, обхватить тугие шары грудей и поцеловать бутоны сосков под звуки ее сладострастных стонов. Он жаждал видеть, как ее синие глаза затуманятся от страсти. Он хотел почувствовать ее руки на своей обнаженной коже.
