После десятичасовой службы в зале начали появляться люди. Отец Флуд уставил один из столов стаканами, бутылками лимонада и сладостями для детей. Каждого входившего, в том числе и женщин с совсем недавно сделанными прическами, он заставлял надеть бумажную шляпу. Мужчины, собиравшиеся провести здесь весь рождественский день, были пока неприметны в этой толпе. Лишь позже, после полудня, когда обычные визитеры начали расходиться, мужчины эти начали бросаться в глаза – некоторые одиноко сидели перед бутылкой портера, другие сбивались в кучки, многие так и остались в матерчатых кепках, отвергнув бумажные шляпы.
Обе мисс Мерфи принялись рассаживать мужчин за длинными столами, пытаясь сбить их в компании, которым можно будет принести чашки с супом, чтобы потом, вымыв их, использовать для следующих компаний. Эйлиш велели пойти в зал и рассадить мужчин за ближайшим к кухне столом. Занимаясь этим, она обратила внимание на вошедшего в зал высокого сутуловатого человека в низко надвинутой на лоб фуражке, старом коричневом плаще и с шарфом, обмотанным вокруг шеи. И замерла, вглядываясь в него.
Он закрыл за собой дверь, постоял, и то, как он оглядывал, застенчиво и со своего рода спокойным удовольствием, открывшуюся ему картину, на миг внушило Эйлиш уверенность, что это ее отец. Увидев, как вошедший нерешительно расстегивает плащ и разматывает шарф, она ощутила желание подойти к нему. Он все медлил, неторопливо осматривая зал, почти смущенно выбирая место поудобнее, выискивая знакомые лица. Эйлиш уже поняла, что не может он быть ее отцом, ей это причудилось, а когда мужчина снял фуражку, увидела, что он нисколько на отца не похож. Она смущенно огляделась, надеясь, что никто не обратил на нее внимания. Вот случай, подумала Эйлиш, о котором и рассказать никому нельзя, – надо же, вообразила вдруг, что видит отца, да еще и скончавшегося четыре года назад.
Хотя за первым столом еще оставались свободные места, она вернулась на кухню и принялась пересчитывать тарелки для первой подачи угощения, хоть и знала – тарелок хватит, а потом подняла крышку огромной кастрюли – посмотреть, как там кипит брюссельская капуста, опять-таки зная, что вода еще и согреться как следует не успела. Когда же одна из мисс Мерфи спросила, заняты ли места за ближайшим к кухне столом и каждый ли из мужчин получил по бутылке портера, Эйлиш повернулась к ней и ответила, что постаралась усадить за стол всех, но, может быть, у мисс Мерфи это получится лучше. И попыталась улыбнуться, надеясь, что та не усмотрит в ее поведении ничего неподобающего.
В следующие два часа Эйлиш хлопотала без перерыва – раскладывала по тарелкам еду, относила тарелки, по две сразу, на столы. Отец Флуд кромсал доставленных индеек и ветчину, раскладывал фарш и жареную картошку. На какое-то время одна из мисс Мерфи целиком посвятила себя мытью и вытиранию посуды, расчистке места на столах, а ее сестра и Эйлиш обслуживали едоков, разнося индейку, ветчину, картошку и брюссельскую капусту и следя за тем, чтобы в спешке не дать кому-то слишком много или слишком мало.
– Еды предостаточно, не волнуйтесь, – сказал отец Флуд, – но каждому едоку причитается не больше трех картофелин. И будьте поэкономнее с фаршем.
Когда мяса было нарезано достаточно, он вышел в зал и принялся открывать новые бутылки портера.
Поначалу сидевшие за столами мужчины казались Эйлиш какими-то убогими, от многих попахивало немытым телом. Когда все расселись и в ожидании супа основательно налегли на портер, она никак не могла поверить, что людей собралось так много, некоторые выглядели совершенными бедняками, другие – глубокими стариками, впрочем, и у тех, что помоложе, зубы были плохими, а одежда изношенной. Многие продолжали курить, даже хлебая суп. Она изо всех сил старалась быть со всеми вежливой.
Вскоре Эйлиш отметила, что атмосфера в зале изменилась: мужчины переговаривались, оглушительно приветствовали друг друга через стол или вели негромкие, но запальчивые беседы. Поначалу они напоминали ей людей, что вечно торчат на эннискортском мосту, или в «Кресте Арнольда», или во «Вшивом береге», что у Слэни, – мужчин из дома призрения или городских пьянчуг. Однако, когда она раздавала еду, мужчины оборачивались, чтобы поблагодарить ее, и их улыбки и говор напоминали Эйлиш отца и братьев, их грубые черты смягчалась стеснительностью, а то, что казалось суровостью и упрямством, вдруг обращалось в странную ласковость. Обслуживая мужчину, которого она приняла было за отца, Эйлиш пригляделась к нему и удивилась, насколько мало они схожи. По-видимому, освещение сыграло с ней шутку или у нее разгулялось воображение. Удивилась она и тому, что мужчина этот разговаривал со своим соседом по-ирландски.
– Индейка и ветчина творят чудеса, – сказала мисс Мерфи отцу Флуду, когда на столы отправились большие блюда с добавкой.
– В бруклинском духе, – отозвалась ее сестра и прибавила: – Хорошо, что в этом году у нас на десерт не изюмный пудинг, а трайфл
[4], его хоть горячим держать не нужно.
– Вам не кажется, что за едой им следовало бы снимать фуражки? – спросила ее сестра. – Разве они не знают, что здесь все-таки Америка?
– Мы никаких правил не устанавливаем, – ответил отец Флуд. – Если им хочется, пусть даже курят и пьют. Главное, чтобы они до дому добрались живыми и здоровыми. Всегда набирается несколько человек, заложивших за галстук столько, что домой идти не в состоянии.
– Нарезавшихся, – сказала одна из мисс Мерфи.
– Нет, в Рождество мы называем это «заложить за галстук». У меня дома их уже ждут кровати, – сказал отец Флуд.
– А теперь давайте-ка мы и сами поедим, – предложила мисс Мерфи. – Сейчас накрою на стол, а еду для нас я давно горячей держу.
– Ну а я уже гадать начала – будем мы есть или не будем, – сказала Эйлиш.
– Бедная Эйлиш. Проголодалась. Вы только посмотрите на нее.
– Может, лучше сначала трайфл подать? – спросила Эйлиш.
– Нет, подождем, – ответил отец Флуд. – Пусть праздник подлится для них подольше.
Ко времени, когда они убрали тарелки из-под трайфла, зал наполнился табачным дымом и гулом бойких разговоров. Мужчины сидели небольшими компаниями, некоторые переходили от одной группы к другой, держа бумажные пакеты с бутылками виски, которые пускались по кругу. Как только с уборкой кухни и мусором было покончено, отец Флуд предложил выйти в зал и выпить со всеми. Там уже появились новые гости, в том числе и женщины, и Эйлиш, сидя со стаканчиком хереса в руке, думала, что это мог быть приходской зал где-нибудь в Ирландии – в ночь концерта или свадьбы, только тогда ее окружали бы молодые люди и они танцевали бы или стояли у бара.
Некоторое время спустя Эйлиш заметила двух мужчин, которые извлекли откуда-то скрипки, и еще одного – с маленьким аккордеоном; они устроились в углу и заиграли, а гости тут же обступили их. Отец Флуд ходил по залу, занося в записную книжку имена и адреса и кивая обращавшимся к нему старикам. В конце концов он захлопал в ладоши, призывая всех к молчанию, но прошла не одна минута, прежде чем ему удалось привлечь к себе общее внимание.
