Набоков смотрел как, удивленно озираясь на Бояринова, вылезают из «УАЗа» молодые преподаватели. Они считали, что Гриша заблудился. Невежды. Гриша не мог заблудиться. Гриша — бог в ориентировании, видит, будто сова, в темноте. Лес, как книгу, наизусть читает.
Откуда это у него? С войны. Партизанил, воевал, командовал школой снайперов, готовил диверсионные группы для заброски в тыл, сам не раз летал за линию фронта.
— Толя! — Бояринов повернулся к Набокову. — Мы возвращаемся в Москву.
— То есть как — в Москву? А учения, Григорий Иванович?
— Учения закончатся без нас.
— Что-нибудь случилось?
— Как тебе сказать. — Бояринов замолчал, потер тыльной стороной ладони отросшую щетину. — Хотелось бы верить, что ничего серьезного не произошло, — В общем, надо нам переделать учебную программу.
— Увеличить курс?
— Нет, сократить. Нынешний набор мы выпускаем не в августе, а июне.
— А дальше?
— Спецзадание. Афганистан.
— Афганистан? — удивился Набоков. Столь неожиданно прозвучало имя далекой страны, что он с трудом попытался вспомнить ее очертания на карте.
— Завтра жду твоих предложений по программе…Вернувшись в Москву, они засели за перекройку учебного курса. Пересчитали, перелопатили, отвели побольше часов на боевые темы, такие как разведка в заданном районе, в городе, организация засады, налета. В общем, готовились учить слушателей тому, что надо на войне.
Пролетели недели подготовки и поступила команда: отобрать людей для «Зенита». Такое условное наименование получило подразделение.
Приехал генерал, он был немногословен. Повторил то, что уже знал каждый, и в заключение разговора спросил, кто не готов к выполнению спецзадания. Зал не шелохнулся.
— Значит, все готовы! — подвел итог представитель руководства КГБ.
Однако у Бояринова и его кафедры было свое мнение. Сформировав мандатную комиссию и рассмотрев каждого слушателя, взвесив все «за» и «против», они отвели десять кандидатур.
Тогда впервые в своей жизни Набоков увидел, как плачет мужчина, офицер, сотрудник КГБ.
Его отвели, потому что посчитали психологически не готовым к возможным боевым нагрузкам.
Все десятеро атаковали кабинет Бояринова с раннего утра, просили, умоляли, доказывали, но начальник кафедры был непреклонен. За некоторых пытались просить преподаватели,
восприняв неприступность Григория Ивановича как излишнюю строгость или даже упрямство.
Пройдут считанные месяцы, и жизнь преподаст жестокий урок, подтвердив правоту Бояринова.
Случилось так, что первый состав «Зенита» закончил командировку в сентябре. Началась постепенная замена. Однако людей не хватало и решили пренебречь выводами бояриновской комиссии. Рассудили так: мол, чего просевать, отбирать — все офицеры КГБ, не один раз проверены в деле. И на второй заход в состав группы были включены сотрудники, отведенные «мандаткой». Они и оказались в самом пекле — на штурме дворца Амина. Двое из них погибли, третий тяжело ранен и умер по дороге в Союз. Четвертый попал в Афганистан позже и тоже получил тяжелое ранение.
Совпадение? Вряд ли. Говорят, полковник Бояринов хорошо разбирался в людях. Стоило ли посылать тех офицеров в пламя войны? Нет, конечно. Наверно, нашлось бы для них дело и дома. Но все это станет известно позже, когда уже и Григория Ивановича не будет в живых.
А в июле 1979 года «Зенит-1» убыл в Афганистан. Возглавил группу кандидат военных наук, доцент, полковник Григорий Иванович Бояринов. Возвратился он оттуда в сентябре. Тогда же у них с Набоковым состоялся обстоятельный разговор и Анатолий Алексеевич сказал, что готов поехать на смену начальнику кафедры. И даже пожаловался, мол, преподаватели и помоложе уже съездили, а он все никак.
Бояринов усмехнется и по-отечески положит ему ладонь на плечо:
— Не спеши, Толя. Чует моя душа — Афганистана нам надолго хватит. Горько это звучит, но боюсь, что надолго.
И грустно добавит:
— Поверь мне, старику…
«Ребята, вы нам помогите»
Но пока не было «Зенита-2», штурма дворца, все были живы и здоровы.
Первый «Зенит» прилетел в Кабул 5 июля. Переехали в наше посольство, расположились в школе. Лето, учеников нет.
Поставили раскладушки. Матрацы еще нашлись, а подушек не было, сворачивали белье, запихивали его в целлофановый пакет, оборачивали полотенцем: вот и подушка готова.
Ели свое, сухпаек. Бояринов приказал экономить, ибо никто не знал, сколько тут жить-служить. Утром чаек, да банка каши на троих, в обед супчик из концентрата, баночка консервов, галеты. Словом, на таком довольствии дошли, что называется, до ручки. О еде, деньгах старались не думать, главное — выполнить поставленные задачи. А их было не мало, да и задачи весьма не простые: охрана посольства, обучение местных молодых контрразведчиков, а главное — разведка города, государственных и правительственных зданий, объектов спецслужб, армейских штабов и казарм, подходов и подъездов к ним, систем охраны. Отрабатывались также маршруты на случай эвакуации наших дипломатов.
Так что «зенитовцам» пришлось изъездить и протопать Кабул вдоль и поперек.
А тем временем напряженность в столице нарастала. По ночам то и дело вспыхивала стрельба. Враждовали «халькисты» и «парчимисты». Амин рвался к власти.
Вот как о тех днях вспоминает боец «Зенита» Валерий Курилов:
— Между Амином и Тараки вражда. Советский посол и представитель КГБ ездят каждый день, мирят их. Утром помирят, вечером опять ссора.
Однажды наши ребята, находившиеся в охране посла, приехали, пистолеты разряжают, руки дрожат. Говорят, сейчас друг друга чуть не перестреляли.
В очередной раз собрались Амин, Тараки и наш посол. Вся охрана находилась внизу. Вдруг внутри выстрелы, выбегает окровавленный человек, падает. Им оказался Тарун.
Охрана Тараки, Амина и наши выхватили пистолеты, друг на друга наставили. Никто ничего не понимает. Стрелять не решаются. Да и как стрелять: кто знает, что там произошло. Выбежал Амин, сел в машину, умчался. Потом были пышные похороны. В газетах заголовки: «Подлые враги убили верного сына афганского народа Таруна». После того, как Амин уничтожил Тараки. начались покушения на министров, сторонников убитого президента.
В одного стреляли через дверь, другого хотели убить через окно.
Вообще мы участвовали в спасении трех министров — Сарвари, Гулябзоя и, кажется, Ватанджа.
Скрытно вывезли их с места жительства в посольство, переодели в форму-«песчанку». Потом доставили на одну из наших вилл. Там я и сошелся близко с Сарвари. Можно сказать, сдружился. Они жили в закрытых помещениях, без окон. Погулять выходили только ночью. Всякий раз приходилось их сопровождать.
