* * *
Почти очевидные обстоятельства убийства графа Милорадовича сразу же обросли легендами…
«Когда ввечеру 14-го числа я сошел к Рылееву, то застал Каховского, что он, сидя у круглого столика, рассказывает Рылееву и кому-то против него сидящему о случившемся в колонне… Затем, обращаясь ко мне, он сказал: "Графа Милорадовича я убил, я дал ему раз, вот и кровь", — тут вынул он вполовину кинжал, железом оправленный, который держал в руках. Рассказ этот потряс весь мой состав, особливо то наружное равнодушие, с каким он рассказывал. Итак, была ли кровь действительно, я не видал. О том, что он ранил офицера, я не помню, но то сохранилось твердо в моей памяти, что он мне сказал, наконец: "Полковник, — так он меня назвал, — вы спасетесь, а мы погибнем, возьмите на память обо мне этот кинжал и сохраните его". Когда я его взял, взошел Пущин и начал свой рассказ. Все обратили на него внимание, в это время я положил кинжал на стол. Каховский, заметив это, сказал мне значительным тоном: "Так вы не хотите взять мой кинжал?" Сказав: "Нет, возьму", — я взял и, пожав ему руку, поцеловал в щеку. Оставаясь после того в чрезмерном волнении духа и в крайнем беспокойстве, я воспользовался минутой появления Батенкова
[2136] и ускользнул в коридор… Взбежав по лестнице, я тотчас удалился в ретираду и бросил этот ужасный кинжал»
[2137].
Рассказ весьма странен — что за кинжал? — однако занесен в протокол.
«Ответ отставного поручика Каховского, что он выстрелил в графа Милорадовича из пистолета, когда граф уже повернул лошадь, чтобы отъехать, и в одно время с солдатами и прочими лицами, бывшими в том фасе каре, и потому не может взять на себя убийство, на которое покушался не один. Положили: взять в соображение»
[2138].
Следствие поставило себе целью официально узнать, кто именно убил графа, но сделать это оказалось не очень легко. Декабристы, пребывавшие на площади в рядах как мятежных, так и правительственных войск, говорили разное.
Мичман Петр Бестужев
[2139]: «Когда и кем сделан выстрел в графа Милорадовича, не знаю. На месте происшествия ни от кого об сем не слыхал»
[2140].
Корнет Александр Муравьев
[2141]: «Кто нанес смертельные раны графу Милорадовичу не видал, а слыхал, что это был кто-то во фраке»
[2142].
Поручик Гангеблов
[2143]: «О смерти графа Милорадовича мне известно было тоже по слухам, что выстрелил в него Грабе-Горский
[2144]»
[2145].
Корнет Ринкевич
[2146]: «…я слышал только, что называли многих, но утвердительно никого, потому и я никого назвать не могу»
[2147].
Штыковая рана, полученная графом, также интересовала следователей.
«Для уличения Оболенского в убийстве графа Милорадовича введен был солдат Московского полка Сычев, и по долгом увещании Оболенский признался, что он не помнит, каким образом, желая ли ударить штыком лошадь, или невольным движением ударил слегка штыком по седлу и, вероятно, попал также в графа»
[2148].
«Меня посадили в номер окошком на ров Кронверкской куртины, в одном каземате с Пестелем и Каховским… Разгорячившись и расшумевшись на пристрастный Верховный уголовный суд за объявленную мне сентенцию, я был тотчас спрошен Каховским, кто я такой? — И потом ответом было, что он осужден на смерть, с тем равнодушием, которое тотчас же поселило во мне к нему глубокое уважение — равнодушие к смерти, не покидавшее его во все время! Каховский прибавил с большим чувством сожаления, что он имел несчастье убить Милорадовича»
[2149].
