Кавалергардский полк в ту пору квартировал на глухой петербургской окраине, именуемой Коломной, по берегам Крюкова канала — в так называемом «Боурском доме» или «Литовском замке», в котором впоследствии была тюрьма, и еще в нескольких иных совершенно не приспособленных к тому зданиях. Хотя в 1802 году начнется строительство казарм на Шпалерной улице, но туда кавалергарды вселятся только после заключения Тильзитского мира…
При императоре Павле Петровиче гвардия фактически удвоилась: к петровским Преображенскому и Семеновскому полкам и учрежденным при Анне Иоанновне Измайловскому полку и Конной гвардии прибавились Гвардейский егерский батальон, лейб-гвардии Гусарский и лейб-гвардии Казачий полки, Гвардейская артиллерия и Кавалергардия. Понятно, что столь однородной по своему составу, как при Петре I или Екатерине II, гвардия теперь уже не была.
Небезызвестный издатель «Северной пчелы» Фаддей Венедиктович Булгарин, служивший в Уланском цесаревича Константина полку, но уволенный оттуда «по неспособности к кавалерийской службе», так писал в своих мемуарах:
«В Кавалергардском, Преображенском и Семеновском полках был особый тон и дух. Этот корпус офицеров составлял, так сказать, постоянную фалангу высшего общества, непременных танцоров, между тем как офицеры других полков навещали общество только по временам, наездами. В этих трех полках господствовали придворные обычаи, и общий язык был французский, когда, напротив, в других полках, между удалой молодежью, хотя и знавшей французский язык, почиталось неприличием говорить между собою иначе, как по-русски»
[45].
Однако исконный кавалергард декабрист князь Сергей Волконский, вспоминая службу в полку, писал, что «за весьма малыми исключениями наша жизнь была более казарменною, нежели столично-светской»
[46].
Удивляться противоречию не стоит: со стороны казалось так, изнутри — иначе. И все же кавалергарды, преображенцы и семеновцы стояли к престолу гораздо ближе, нежели офицеры прочих гвардейских полков, а потому были в петербургском свете наиболее желанными гостями.
28 сентября 1801 года в эту «фалангу высшего общества» и был зачислен эстандарт-юнкером наш Денис. Унтер-офицерское звание «юнкер» — от немецкого слова junker, которое в буквальном переводе означало «юный дворянин», — присваивалось тогда именно молодым дворянам, проходившим непосредственно в полках подготовку к производству в офицерский чин. Звание эстандарт-юнкера в кирасирском полку, фанен-юнкера — в драгунском, а портупей-юнкера — в гусарах означало кандидата на скорое, при открытии вакансии, получение чина. Хотя официально было установлено, что дворянин должен прослужить в юнкерах три года, затем сдать экзамены и получить звание эстандарт-юнкера, — но когда ж это в России неукоснительно выполнялись официальные установления? Вот и Давыдову, который пришел в полк сразу эстандарт-юнкером, ждать корнетского чина пришлось всего лишь год. Однако, несмотря на серебряный унтер-офицерский галун на алом воротнике, первые три месяца ему следовало служить за рядового. Так что до «высшего общества» Денису было еще далековато…
Солдатская служба — занятие всегда нелегкое, а в мирное время еще и малоинтересное: дни, строго регламентированные уставом, практически не отличались один от другого. Особенно — в кавалерии, где в награду за нарядную форму и возможность покрасоваться на коне солдату каждодневно приходилось посвящать многие часы уходу за лошадьми. С этого занятия начинали каждый свой день кирасиры и драгуны, гусары и уланы — вне зависимости от того, в гвардейских полках они служили или в армейских. Поднявшись в пять утра летом или в шесть — зимой, все они, надев полотняные кители и «фуражные шапки», похожие на колпак сказочного Пиноккио, отправлялись на конюшню, чтобы сначала вынести навоз и прибрать стойло, затем вычистить скребницей и щеткой коня, напоить его и задать ему овса… Полениться и схалтурить было нельзя: за чисткой лошадей наблюдали унтера и дежурные офицеры, а ее результат проверяли эскадронные командиры. В такой проверке был особый шик: проведет ротмистр белоснежным носовым платком у коня в паху, и если, не дай бог, платочек потемнел, то молча его хозяину коня покажет… Тех солдат, чьи лошади были плохо вычищены, могло ждать наказание розгами или иное взыскание. Но так как в кавалергарды был отбор весьма строгий и нижние чины пользовались немалыми привилегиями по сравнению с армейцами, чем они весьма дорожили, то и служили солдаты на совесть, так что телесные наказания были редкостью. Юнкеров, разумеется, розгами не наказывали, но стимул у них был не в этом. Каждый сознавал, что он, завтрашний офицер, не может быть хуже нижних чинов. Как говорится, «noblesse oblige!»
{19}.
Только лишь позаботившись о лошадях, кавалеристы сами могли идти умываться и завтракать, а затем следовали манежные занятия, которые в основном сводились к индивидуальной выучке всадников. Иногда проводились полковые учения на Царицыном лугу, позже названном Марсовым полем, а с 1802 года кавалергарды в летнее время стали ежегодно выходить в Новую Деревню, именовавшуюся тогда «Собакиной Деревней», где лошадей кормили свежей травой и можно было проводить эскадронные учения.
После занятий опять-таки следовало привести в порядок лошадей — расседлать, растереть их мышцы, выгулять, если была такая необходимость, и только потом можно было обедать самим солдатам, после чего наступало время отдыха. Но «отдых» являлся понятием относительным, потому как обычно в это время нужно было починить и почистить обмундирование и оружие.
К тому же многие из солдат владели разными ремеслами: кто тачал сапоги, кто делал щетки или шил рубашки — и в свободное время умельцы выполняли заказы на эту свою продукцию. А то, индивидуально или артелями, солдаты нанимались на работу к петербуржцам: клали печи, пилили дрова, разгружали прибывающие по рекам в город барки… Все это давало дополнительный приработок, без которого нижним чинам существовать было не так-то легко.
Свободное время пролетало быстро, и вот уже трубачи играли сигнал к вечерней чистке лошадей, и опять все шло по строго заведенному порядку: чистка, водопой, дача овса, уборка на конюшне и в стойлах… Потом — вечерняя «збря», когда проводилась перекличка, и долгожданный отбой.
А ведь были еще и разного рода служебные наряды. Так, полковой караул состоял из унтер-офицера, двух ефрейторов и девяти рядовых, которых на вахтпарад, как тогда именовался развод караулов, сопровождали еще трубач и семеро рядовых, участвовавших в общем прохождении. Был еще внутренний караул, были вестовые к полковому шефу, к полковому адъютанту… Если же вспомнить, что в Кавалергардском полку по штату было немногим более восьмисот палашей
{20}, то можно понять, что наряды приходилось нести часто.
И такая жизнь — изо дня в день, за исключением «праздников», то есть воскресных дней, когда занятий не было. Таким вот образом нижние чины из «сдаточных», то есть взятые по рекрутскому набору, служили 25 лет — и это была настоящая профессиональная армия! Конечно, вопреки новомодным тенденциям, что якобы солдат должен только учиться воевать, а для его жизнеобеспечения существуют специальные службы, русские воины во всем обеспечивали себя сами. Это давало гарантию, что они смогут выжить и действовать без осечки в любых условиях, всем трудностям наперекор, что не раз бывало доказано. Пусть отстают обозы, сбиваются с маршрута тыловые подразделения, исчезают в неизвестности кухни — подобное на войне происходит неизбежно и постоянно, но русский солдат сумеет себя обустроить, накормить, привести в порядок свой внешний вид и достойно встретить противника. В тех же армиях, где солдаты имеют «прислугу», в случае любого сбоя боевые подразделения оказываются голодными, промокшими и замерзшими, завшивленными, а потому — деморализованными и неспособными к элементарному сопротивлению.