Ротмистр 12-го гусарского Ахтырского полка Борис Аркадьевич Панаев стал первым офицером русской армии, удостоенным ордена Святого Георгия 4-й степени посмертно (такие награждения стали возможны после введения в 1913 году нового Статута этого ордена). Высочайший приказ о награждении был подписан 7 октября 1914 года.
Бориса похоронили в Павловске рядом с отцом. Писатель Е. Поселянин свидетельствовал: «Мне довелось быть на похоронах этого необыкновенного солдата-подвижника. Что-то торжественное, беспечальное, победное чувствовалось у его гроба, как у гроба всех чистых людей».
…Второй по старшинству брат, Лев, во время объявления войны находился в далекой командировке в Урге (ныне Улан-Батор, Монголия). Узнав о войне 22 июля, он немедленно выехал в Россию. Так как начальство не отпускало его, Лев сказал, что его укусила бешеная собака и ему нужно ехать делать прививку в Иркутск. До ближайшей железнодорожной станции молодой офицер мчался верхом несколько дней. А на фронт, в свой полк приехал буквально через день после смерти Бориса… Подробности гибели старшего брата рассказал Льву Гурий. Никто не знал, что его срок настанет буквально через две недели…
28 августа 1914 года австро-венгерские войска перешли в наступление по всему фронту. В тяжелейшем положении оказалась 48-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова — охваченная с трех сторон превосходящими силами врага, она была вынуждена отойти за реку Гнилая Липа. Командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов приказал начдиву 12-й кавдивизии А.М. Каледину спасать положение. Приказ Брусилова звучал по-суворовски коротко: «12-й кавалерийской дивизии — умереть. Умирать не сразу, а до вечера».
На помощь пехотинцам А.М. Каледин бросил три спешенных кавалерийских полка, оставив ахтырцев в резерве. Но силы были слишком неравны. И тогда, чтобы спасти от полного уничтожения остатки пехоты и спешенной кавалерии, в смертельный бой пошли четыре эскадрона 12-го гусарского Ахтырского полка. Атака в конном строю на пулеметы, артиллерию и наступающую вражескую пехоту была полным безумием, но другого выхода не было.
Свидетель этого боя описывал его так: «В 3 часа дня было получено приказание: “Ахтырскому полку атаковать пехоту”. Быстро сели на коней гусары и стали подниматься из лощины на бугор. Австрийцы, видя, как разворачиваются наши эскадроны, переместили на нас весь огонь, не желая допустить атаки. Под сильным свистом пуль, совершенно спокойно, командир полка генерал-майор Н.В. Трингам командует: “Шашки, пики — к бою, атака на пехоту, повзводно, по два взвода в одну шеренгу на 100 шагов дистанции, рысью”, а затем “галопом, марш-марш”. Лихо и стремительно пошли мы все вместе (3-й, 4-й, 5-й и 6-й эскадроны), быстро рассыпавшись в указанном направлении атаки на пехоту. Полные завета наших отцов и прадедов, и зная, что начальник дивизии верит нам и знает, что ахтырцы исполнят с честью его приказание, мы шли на не расстроенную, а, наоборот, на энергично наступавшую пехоту, наткнулись на окопы, вырытые в разных направлениях, попали под сильный огонь пулеметов и такой же шрапнельный огонь. Пронеслись мы, поражая врага около 4-х верст, обратив австрийцев в паническое бегство, но на четвертой версте были остановлены топким болотом, преградившим наше дальнейшее продвижение. Возвращались назад спокойно, провожаемые огнем артиллерии. Наши “буланчики” быстро пронесли нас вперед, трудно их было сдерживать. Люди шли весело, с безумной храбростью, не обращая внимания на то, что наши ряды все редели и редели. Мы все находились в аду, но с честью выполнили возложенное на нас поручение, как подобает ахтырцу. Каждый думал одно: “Я — Ахтырец!”».
В этом бою участвовали двое Панаевых — командир 4-го эскадрона Гурий и командир 5-го эскадрона Лев. Сражаясь, братья старались не выпускать друг друга из виду, но схватка была слишком ожесточенной. Эскадрон Гурия прорвал две линии обороны противника. Потом под ним убили лошадь, и штабс-ротмистр продолжил сражаться уже пешим, с шашкой в руках. Ворвавшись в австрийский окоп, Гурий был смертельно ранен пулей и осколком снаряда в грудь. Офицерам 12-го уланского Белгородского полка, увидевшим, как он упал, он еще успел крикнуть: «Пошлите матери сказать, что я убит в конной атаке»…
После боя Лев долго искал тело погибшего брата. Его удалось найти только через несколько дней — в каком-то овине, ограбленным. Мародеры чудом не заметили на теле Гурия фамильную панаевскую икону Преображения — ту самую, с которой две недели назад погиб Борис Панаев…
Героическая атака ахтырских гусар 29 августа 1914 года фактически спасла 48-ю пехотную дивизию от разгрома и восстановила положение на фронте. После боя начдив А.М. Каледин поблагодарил каждый эскадрон полка по очереди, сказав: «Вы спасли положение, Вам все обязаны, Вашей атакой выиграно дело, сердечное Вам спасибо, господа». В атаке 29 августа 1914 года смертью храбрых пали четыре офицера-ахтырца, в том числе командир полка генерал-майор Н.В. Трингам, и 44 гусара. Ранены были 5 офицеров и 72 гусара, 14 человек пропали без вести. Многие были награждены за храбрость боевыми орденами. Ротмистр Лев Панаев за отличие в атаке 11 октября 1914 года был удостоен Георгиевского оружия за то, что «личным примером довел эскадрон до удара холодным оружием, несмотря на встречные окопы и убийственный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь противника». Такую же награду в свое время получили его отец и дед. Одновременно со Львом Георгиевского оружия были удостоены ахтырцы полковник Георгий Иванович Елчанинов, подполковник Владимир Иванович Вишневский и ротмистр Георгий Борисович Диамбеков. А Гурий Панаев был посмертно награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Высочайший приказ об этом был подписан 13 января 1915 года…
Тело павшего героя было временно погребено в деревне Демня, затем гроб отправили для захоронения в Павловск.
Лев остался один. Принявший командование над полком полковник Николай Иванович Одинцов назначил его командиром осиротевшего 4-го эскадрона. На душе после гибели братьев было невероятно тяжело, тем более что 27 августа, за два дня до смерти Гурия, Лев лишился еще и своего ближайшего полкового друга — поручика Николая Флегонтовича Темперова. Его гибель он так описал в письме матери сослуживца: «Глубокоуважаемая Мария Николаевна, Ваш драгоценный сын, а наш незаменимый друг Николаша, умер славной смертью честного и храброго воина. Господь призвал его к себе 27 августа, в четырех шагах от меня упал Николаша во время рукопашной схватки. Мы атаковали в штыки с. Горожаны и выбили австрийцев. Николаша хотел пощадить одного из них и подбежал к нему, чтобы обезоружить, но тот не был благороден и, не обратив внимание на великодушие Николаши, выстрелом в голову убил его. Австриец этот был взят в плен, но я его расстрелял тут же, чтобы хоть немного удовлетворить себя и людей в момент тяжелой утраты. Господь Бог да пошлет Вам утешение в скорби и с праведниками упокоит чистую душу Николаши. Тело его мы похоронили в с. Демния, близ м. Николаева в ограде церкви, через три дня рядом с ним я похоронил моего брата Гурия, который погиб тоже славной смертью во время атаки. Вы знаете, что они были истинными друзьями и случайно оказались лежащими вместе. Гурий убит 29 августа. 13 августа Господь таким же образом призвал моего старшего брата Бориса. Вот какие утраты, дорогая Мария Николаевна, понесли Вы и моя мама, положив на алтарь Отечества дорогие жертвы. Господь дарует нам победу и этим посылает утешение и помогает умирать бодро. У нас среди офицеров убито 8 и ранено 4.
