Ермолинский сел возле кровати своего воспитанника, поправил одеяло на ногах, начал о чем-то говорить и скоро заметил, что раненый понемногу впадает в забытье. Но при всякой попытке Ермолинского встать и выйти Олег тут же открывал глаза:
— Ну вот, уже ушел… Только что начал рассказывать… Ведь сказал же, что не отпущу, и баста!
Прошло полчаса. Дыхание князя стало ровным. Ермолинский встал и, осторожно ступая по скрипучему полу, вышел из комнаты.
Наступило 29 сентября. В 11 часов утра в госпиталь пришла телеграмма, извещавшая, что в Вильну приезжают родители Олега. Эта новость очень обрадовала его.
— Вот хорошо, вот хорошо! — непрерывно повторял он.
В полдень профессор Оппель осмотрел раненого и заметил, что явных признаков заражения не видно. Но около четырех часов дня состояние Олега сильно ухудшилось: дыхание стало чаще, пульс ослабел, появились признаки сепсиса, бред. На вопросы о самочувствии он отвечал непослушным языком, с трудом выговаривая слова: «Чувствую себя ве-лико-леп-но». Когда сознание князя прояснялось, он звал к себе Ермолинского, крепко держал его за руки, но потом начинал заговариваться, кричал, чтобы ловили какую-то лошадь, преследовали бегущих немцев… Силы Олега таяли на глазах. Каждые 15 минут ему делали инъекции, давали лекарства, поддерживавшие деятельность сердца. Почему-то врачи решили, что для поддержания сил раненому надо давать шампанское. Олегу сказали, что хотят выпить за его скорейшее выздоровление…
Великий князь Константин Константинович и великая княгиня Елисавета Маврикиевна должны были приехать в Вильну в 17 часов, но пути были забиты воинскими эшелонами, и великокняжеский поезд сильно запоздал. Когда родители вошли в палату, где лежал сын, он уже почти никого не узнавал. Но когда отец, заливаясь слезами, протянул Олегу орден Святого Георгия, когда-то принадлежавший его деду, великому князю Константину Николаевичу, раненый на мгновение очнулся.
— Дедовский крест, — еле слышно прошептал он и поцеловал белую эмаль ордена.
Отец приколол крест к рубашке Олега.
«Вскоре больной стал задыхаться, — вспоминал Н.Н. Ермолинский. — По его просьбе ему подымали ноги все выше и выше, но это не помогало. Обратились к кислороду. После третьей подушки стало ясно, что бедный князь умирает. По приказанию великого князя я позвал священника (о. Георгия Спасского) читать отходную, но по дороге успел его убедить делать это потише, чтобы умирающий не слышал. Началось страшное ожидание смерти: шепот священника, последние резкие вздохи… Великий князь, стоя на коленях у изголовья, закрывал сыну глаза; великая княгиня грела холодевшие руки. Мы с князем Игорем Константиновичем стояли на коленях в ногах. В 8 часов 20 минут окончилась молодая жизнь…» Олег не дожил полутора месяцев до своего 22-летия…
Вечером 29 сентября на семейном совете было решено хоронить Олега согласно его просьбе в его любимом поместье Осташёво. На это требовалось соизволение императора — ведь членов семьи Романовых хоронили только в Петропавловском соборе. Такое разрешение было получено. К 22 часам тело усопшего омыли и облачили в китель, на который прикололи орден Святого Георгия. «Светлое, детски чистое лицо князя было отлично освещено верхней лампой, — вспоминал Н.Н. Ермолинский. — Он лежал спокойный, ясный, просветленный, будто спал. Белая эмаль, к которой он прикоснулся холодеющими губами, ярко выделялась на его груди».
30 сентября в 14.00 гроб с останками князя Олега на руках был перенесен в храм Святых Константина и Михаила, построенный в 1913 году к 300-летию дома Романовых. По пути следования траурного кортежа стояли войска и тысячи жителей Вильны, пришедших отдать последние почести павшему офицеру… Архиепископ Виленский и Литовский Тихон (впоследствии Патриарх Московский и всея Руси) служил панихиду в присутствии родителей и братьев Олега.
2 октября 1914 года в присутствии родителей и четырех братьев Олега состоялось отпевание. На вокзал гроб везли на артиллерийском лафете. На перроне владыка Тихон отслужил краткую литию, и в 14.00 специальный траурный поезд отбыл из Вильны.
3 октября на станции Волоколамск гроб с телом Олега встречала тысячная толпа народа. Там же собрались царственные родственники князя: королева Греции Ольга Константиновна, великая княгиня Елисавета Федоровна, великий князь Дмитрий Константинович, княгиня Татьяна Константиновна Багратион-Мухранская, княгиня Елена Петровна, князь Георгий Константинович. Братья и дядя покойного на руках вынесли гроб из вагона. Печальный кортеж, впереди которого шли духовенство и хор певчих, двинулся в последний путь. По всему пути стояли местные крестьяне. Свыше ста венков везли на колесницах.
Генерал-майор Н.Н. Ермолинский вспоминал день погребения своего воспитанника: «По прибытии в имение печальное шествие направилось к месту последнего упокоения почившего. Это место для могилы он сам себе избрал при жизни в поэтическом уголке, на высоком, обрывистом кургане, где растут тополя и заросшая мхом старая лиственница. С кургана, господствующего над всей округой, открывается великолепный вид на причудливые изгибы реки Рузы, на поля, уходящие в безбрежную даль, и на далеко синеющий лес». Осташёвские крестьяне на руках несли гроб по липовой аллее парка. Кто-то из местных жителей взял в руки шашку Олега, лежавшую на крышке гроба, и поцеловал эфес.
Первым горсть земли в могилу бросил отец покойного. Над могилой быстро вырос холм, покрытый венками, цветами и увенчанный деревянным крестом.
5 июля 1915 года над местом захоронения Олега началось возведение небольшого изящного храма в древнерусском стиле, по проекту архитекторов М.М. Перетятковича и С.М. Дешевова. Постройка была закончена в ноябре 1916-го, но освящения храм так и не получил.
25 декабря 1914 года первой роте Полоцкого кадетского корпуса было присвоено почетное наименование «рота Его Высочества Князя Олега Константиновича», «дабы сохранить на вечные времена среди кадет названного корпуса память об Августейшем Полочанине, положившем жизнь Свою на поле брани за Царя и Отечество». Весной 1915 года Виленскому реальному училищу, в стенах которого закончилась жизнь князя Олега, было присвоено его имя. В актовом зале установили портрет Олега, а в палате, где он скончался, разместили мраморную доску с надписью «Здесь 29 сентября 1914 г. скончался от ран, полученных в бою с германцами, Его Высочество Князь Олег Константинович. Вечная память безвременно погибшему герою, отдавшему жизнь за Родину». К сожалению, все эти знаки памяти просуществовали недолго — 5 сентября 1915 года Вильна была захвачена противником, в 1918-м стала литовским городом, в 1920-м — польским…
Гибель любимого сына сильно потрясла великого князя Константина Константиновича. «Временами нападает на меня тоска, — признавался он в дневнике. — И я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым нужно вернуться в действующую армию, может случиться то же, что с Олегом. Вспоминается миф о Ниобе, которая должна была лишиться всех своих детей. Ужели и нам суждено это? И я стану твердить: Да будет воля Твоя». С начала 1915 года великий князь начал страдать сильными приступами стенокардии и 2 июня того же года скончался, не дожив двух месяцев до своего 57-летия.
