Стоя на лестнице втроем – я, Таня и Саша Филатовы, – радовались, что у нас необыкновенные профессии, позволяющие знакомиться с удивительными людьми, а то как бы мы нашли друг друга в этом мире?
Вечером я позвонила Николаю Николаевичу Дроздову, у которого, по слухам, в доме живут ядовитые змеи и даже крокодилиха в ванной. Но об этом я спрашивать его как-то постеснялась. Оказалось, что у нас одни истоки. Я с семи лет воспитывалась в поселке Ново-Дарьино, и он с четырех лет жил на Николиной горе, рядом с нами, там он учился и вел свои первые дневники наблюдений за природой. Еще в Крыму, когда я была в гостях в Артеке, увидела его на телеэкране. Дроздов общался с оленями из латвийского национального парка «Гауя». Николай Николаевич посоветовал мне туда поехать, снабдил телефонами и рекомендацией.
Итак, путь наш лежал через Ригу в Сигулду.
Национальный парк «Гауя»
Мы слышали много добрых слов о национальном парке, но увидеть его собственными глазами – совсем иное дело.
Янис, главный охотовед, вручил нам карточки-открытки для гостей парка. Там написано: «Вы находитесь в национальном парке “Гауя”. Свое превосходство над природой вы можете доказать уважением и бережным отношением к ней».
В первом вольере находилась ручная самочка, олениха Ница. С нее и начался десять лет назад национальный парк. Кроме Ницы, в вольере два ее взрослых ребенка – диких оленя.
Здесь, в заповеднике, я поняла, что рассчитывать при съемках можно только на ручных животных, отобранных у матери и вскормленных самим человеком в первые дни жизни, когда «инпринтинг» (от английского слова «впечатывание») падает на людей. Человека они считают своей мамой. А может быть, они считают себя людьми?
Когда мы вошли в вольер, Ница сразу же подбежала к нам, стала ластиться, с удовольствием брала хлеб из рук.
– «Корова» – она хитрая, – сказал Янис. – Если ее детям что-нибудь не понравится, она уведет их.
Вскоре мы увидели, как олени – дети Ницы – грациозно выскочили в центр поляны. Не спеша, к ним вышла мать. Она нежно дотронулась до носика младшего олененка, поцеловала его и как бы что-то сказала. И все олени тут же успокоились. Унялась дрожь, опустились уши, наступил покой. Когда мы вновь пришли на поляну, нагруженные киноаппаратурой, олени бесследно исчезли. Мы увидели отогнутый край металлической сетки, через которую хитрая олениха увела всех своих детей.
Лебединое озеро
Орнитолог Юрис громким бодрым голосом посвящал нас в тайну лебяжьей жизни.
– Дикий лебедь… Он сразу учует чужаков. Сейчас брачные игры кончаются, они строят гнезда, это очень интересно, – лицо Юриса засветилось, щеки покрылись алым румянцем. – Представьте: самец достает стройматериалы, а самка тщательно вытаптывает место для гнезда и берет у супруга камыш. Строит она гнездо старательно, с мастерством. А бывает, – с восторгом продолжал Юрис, – лебедиха уже высиживает, а лебедь продолжает достраивать гнездо.
– Все как у людей, – заметил наш оператор Саша Филатов. – Сегодня Филипку девять лет, а мы с Татьяной все еще строимся.
– Это он про бесконечный ремонт в нашем доме, – пояснила Татьяна Филатова, наш художник фильма.
– Вы не представляете, – продолжил Юрис, – ведь ночью-то лебеди продолжают активную жизнь, кормятся, учат детей летать. Особенно интересны ночные звуки лебедей, их разговоры…
– И не стыдно было подслушивать чужие разговоры! – возмутился Шура Крупников.
Не успели мы охнуть, как Юрис ловко и быстро, как это делают африканские мальчишки, поднялся на дерево, на самую его вершину.
– Есть! Пара лебедей, – Юрис царственно восседал на кроне дерева, словно сам стал птицей.
Как только орнитолог почувствовал себя в своей родной стихии, им овладел поисковый инстинкт, и лодка мгновенно скрылась в зарослях камыша. Почти сразу мы увидели лебедей и целый птичий базар над гладью озера. Кого здесь только не было! Реяли чайки, вереницы уток, стайки нырков.
Вскоре мы увидели лодку Юриса. Он что-то держал в руках. Мы подплыли ближе и рассмотрели: это был мертвый лебедь. Юрис поднял его над водой, осторожно положил на сухой тростник и прикрыл камышом.
– Отчего умер лебедь? – спросила я.
– Скорее всего, потерял свою пару. Одинокие лебеди долго не живут, тоскуют и вот, видите, умирают.
Танюша Филатова с упоением рассказывала, как увидели они с Юрисом лебяжью кладку и как смешно взлетал лебедь, разбегаясь по воде.
День выдался прекрасный, дневник пишу в поезде. Здесь же, прямо с поезда, даем поздравительную телеграмму Филипку, сыну Татьяны и Саши Филатовых, у него день рождения.
Бемби родился
В понедельник, 13 мая, в Москве, в конце рабочего дня на всякий случай позвонила в национальный парк «Гауя». Секретарша на мой вопрос о самочувствии оленихи Ницы спокойно и весело ответила:
– Родила. В 11 часов утра.
– Как родила? – глупо переспросила я.
– Хорошо. Все хорошо. Нормально родила. Оленушку, – ответила секретарша.
Я чуть не заплакала от огорчения. Ведь по старым нашим планам мы должны быть уже в Сигулде и успели бы к первому дню рождения.
Вечером мы уже сидели в поезде «Москва-Рига».
Только к четырем часам вечера были у Велги Витолы – хранительницы заповедника.
– Ой, какая я на вас злая, – улыбаясь во все свое доброе открытое лицо, запричитала Велга, – и какой же он вчера был: мокренький, забавный, и как он вставал, и солнышко было.
Я сразу же разглядела крошечного олененка, лежащего, свернувшись клубочком, в весенней изумрудной траве. Группа из трех операторов осторожно вошла в вольер.
Мама Ница отгоняла от новорожденной дочки других оленей. Мне было смешно, как она, вытянув по-гусиному шею, щипала их за бока. Велга принесла, нежно прижимая к себе, Оленушку – девочку и положила перед нами. Я назвала ее Одуванчик.
Олениха подошла к малышке и стала ее тихонько лизать, и вот уже над травой поднялась и закачалась ее головенка. Дальше олениха действовала носом. Она буквально поднимала олененка сильным волевым движением морды снизу вверх, и ей на секунду удалось приподнять ее. Но, не устояв, малышка свалилась в траву. Мать снова подняла ее, и Оленушка встала, а через мгновение уже шла, чуть покачиваясь на своих тоненьких ножках. Не знаю, как у мужчин, но у нас с Велгой подступали к горлу слезы, когда мы смотрели, как Ница целует свою дочку и кормит ее. Мы тихонько стали подходить, и нам удалось снять кормление совсем крупно. Видно было, с каким удовольствием сосет малышка материнское молоко, а в это время мама нежно мыла и массировала ее шерстку с крупными белыми пятнышками. Снять подобную сценку можно только с ручной оленихой, дикая никогда не подпустит к себе. Так что спасибо тебе, Ница! Невольно вспомнился мне самый счастливый день в моей жизни, день рождения моего сына Ванечки, когда принесли мне его показать после родов и мне неудержимо захотелось его не только поцеловать, но даже лизнуть. Теперь я понимаю, почему. Видимо, это древнейший материнский инстинкт.
