Дома стало совсем тесно, и самое худшее — это пачки с авторскими экземплярами на очень экзотичных языках, так как непонятно, что со всем этим делать. Подвал уже забит до отказа, а на чердак класть неудобно и страшно (как бы потолок не провалился), вот и мучаемся. Ещё я постоянно разрываюсь между пишущей машинкой и великими проектами моего сына, потому что появилась у него великая страсть мастерить и изобретать, вот мы и строим и изобретаем с ним всякие интересные устройства. Сейчас принялись за электрический мотор, основанный на старой концепции катушки, всасывающей железный сердечник, по форме такой же, как паровая машина Уатта с балансиром. У Томаша есть разные интересные вещи (машина Уимсхерста, паровая машина), но сейчас он презирает всё, к чему сам рук не приложил, и я должен очень стараться, чтобы его не разочаровать: например, подтянулся в паянии…
Со здоровьем дела обстоят более-менее.
Зубов во рту стало меньше, зато начал расти живот.
Но за живот я взялся строго и безжалостно, недельными голодовками, — и в самом деле есть результаты. А вот сон перепутался, и часто не сплю даже в четвёртом часу (утра). По совету немецкой пословицы am einer Not eine Tugend machen
[108] я начал в эти ранние часы писать, так как это для меня самое спокойное время. И так понемногу передвинул себе день, что сейчас к девяти вечера уже падаю с ног… и часто иду спать в одно время с Томашем…»
4
В письме, отправленном в мае 1976 года польскому писателю и сценаристу Александру Сцибору-Рыльскому, написавшему, кстати, сценарии для таких знаменитых фильмов Анджея Вайды, как «Человек из железа» и «Человек из мрамора», Лем жаловался:
«Может, я что-нибудь бы и написал новое, если бы переписка с читателями не съедала половину моей жизни. Разные типы со всего света присылают мне на оценку свои паштеты. Недавно какой-то негр из США прислал рукопись весом 4,2 килограмма, честное слово, а в марте какой-то немец из ГДР — такую же. А сегодня этот же немец прислал мне напоминание с укором, что я ему не отвечаю и не рецензирую его замечательные произведения. А то кто-то приезжает из Скавины и терзает меня, потому что пишет историю своей семьи. А ещё мне пишет куча всяких идиотов, которым кажется, что разные космические цивилизации что-то по ночам нашёптывают им интересное. А в апреле я был вынужден вежливо прогнать одну пани-режиссёра, которая хотела сделать “Лем-шоу” для нашего телевидения. Замечательное, брат, она придумала начало. Помнишь фильм, в котором товарищ Сталин в белом кителе поливает фруктовое деревце?
[109] Ну вот. А в начале нашего шоу я должен был подвязывать яблоньку с помощью двух роботов. Такое шутовство казалось ей гениальным…»
Обычно Лем старался держаться в стороне от проблем политических, но в 1976 году подписал протест против того, чтобы в Конституцию Польши был вписан некий новый пункт о «ведущей роли» ПОРП в жизни страны и о «вечной дружбе» с СССР.
К счастью, такого рода «диссидентство» не сказалось на судьбе писателя.
Более того, в том же году Станиславу Лему была присуждена Государственная премия ПНР 1-й степени — за литературное творчество.
5
Летом 1976 года Лем отправил жену и сына в курортный городок Устку на море.
У Томаша была астма, мальчика следовало подлечить. Лем часто практиковал такие выезды, сам же оставался дома, чтобы спокойно работать. Но на этот раз дела с самого начала не складывались, вдруг начались неполадки с мочевым пузырём и простатой. Срочную хирургическую операцию писателю провели в Катовице, потому что в Кракове не было соответствующего оборудования. А после возвращения, буквально через пару недель, начались осложнения: от неудачного укола отнялась правая рука, началось внутреннее кровотечение.
Понадобилось новое хирургическое вмешательство, опять в Катовице.
Междугородняя связь тогда была неудобная, сложная, часами приходилось ожидать соединения. Барбара ничего не знала, а когда дозванивалась до дома, сестра ей отвечала: «Да вот Сташек куда-то вышел». Но, в конце концов, Барбара узнала правду и решила вернуться. Билетов на поезд или на самолёт (лето, курортная зона) не было, Барбара нашла таксиста, который согласился везти её за 750 километров.
«Возвращение из эсхатологической зоны к ежедневным делам показалось мне странным, — писал Лем Канделю, — ибо там, несмотря на муки и кровь, царствуют гигантские и окончательные напряжения, там, по крайней мере, временно становится явной ценность жизни сама по себе, а тут — кучи всяких бумаг, писем, договоров, корректур, которые кажутся глупыми и ненужными пустяками…»
6
В сентябре 1976 года вышел, наконец, новый роман — «Насморк».
В некотором смысле для писателя это был давний спор с самим собой.
Как и давний роман «Расследование», «Насморк» начинается с серии непонятных смертей, похожих и на убийство, и на самоубийство, на первый взгляд никак между собой не связанных. Но если в «Расследовании» автору не удалось дать рационального объяснения загадочным событиям, то в «Насморке» герой — бывший, точнее, несостоявшийся астронавт, — с загадкой справляется.
Сам писатель считал, что новый роман ему удался.
«Даже в категориях натурализма и наивной достоверности, — писал он, — это сделано гораздо лучше, чем когда-то в “Расследовании”…»
Действие происходит в Неаполе. Критики не раз дивились весьма обстоятельным и точным описаниям этого живописного итальянского города, ведь сам Лем в Неаполе до этого не бывал. Я, конечно, представлял себе Неаполитанский залив, признавался писатель позже, но в реальности он, конечно, оказался несколько другим, хотя залив, описанный мною по фотографиям, и залив реальный нисколько не противоречили друг другу и так и жили во мне.
Но не залив формировал первые впечатления читателей.
«Новый аэропорт неофициально называют Лабиринтом, — включил своё воображение писатель, от лица главного героя, понятно. — Во время пробного пуска сыщики с хитроумно спрятанным оружием несколько недель бегали по эскалаторам, и никому из них якобы оружие пронести не удалось. Лабиринт действовал с апреля — без серьёзных инцидентов; пока вылавливали только людей со странными, хотя и невинными предметами, вроде детского револьвера или его силуэта, вырезанного из алюминиевой фольги. Одни эксперты утверждали, что это психологическая диверсия разочарованных террористов, другие — что это попытка установить, насколько хорошо действуют фильтры. Единственное происшествие произошло в день, когда я покидал Неаполь. Какой-то азиат, изобличённый ультразвуком посередине Лабиринта на так называемом “мосту вздохов”, решил избавиться от настоящей бомбы. Он бросил её в зал, над которым расположен мост, но взрыв не причинил никакого вреда…
