Восстание в Твери было событием из ряда вон выходящим. По своему размаху и ожесточению оно далеко превосходило все те столкновения между русскими и ордынцами, которые случались во второй половине XIII – первой четверти XIV века. Изгнание «бесерменов» из городов Северо-Восточной Руси в 1262 году происходило, судя по летописям, на удивление мягко, бескровно. По-видимому, эту акцию организовал сам Александр Невский по согласованию с ханом Золотой Орды Берке, желавшим избавиться от администрации, присланной из Монголии, от великого хана Хубилая (1260 – 1271). Тверской мятеж не шел в сравнение и с частыми конфликтами между жителями Ростова и обосновавшимися в этом городе татарами. Так, во время смуты 1320 года, вызванной смертью ростовского князя Юрия Александровича, «злых татар» изгнали из города, но отнюдь не перебили и уж тем более не сожгли заживо, как в Твери.
То, что случилось в Твери 15 августа 1327 года, нельзя было понять иначе, как бунт против ордынской власти над Русью. Дух независимости и своеволия, отличавший тверских князей начиная с Ярослава Ярославича, незаметно передался и простонародью. Вина тверичей усугублялась тем, что они напали на ханского «посла» Чолхана. Убийство посла татары считали тяжелейшим преступлением, совершившие которое подлежали полному истреблению. Словом, тверской мятеж был началом «русской войны»...
Именно так или примерно так рассуждал Иван Данилович, узнав от примчавшихся в Москву Чолхановых татар, а затем и от своих лазутчиков обо всем, что произошло в Твери.
Мог ли он радоваться случившемуся? Едва ли. Теперь ему предстояло принять решение, от которого должно было зависеть не только его собственное будущее, но и будущее всей Руси. Как избежать ханского возмездия, нового Батыева нашествия? Как удержать своих людей от мятежа? Ведь и в Москве было немало людей, готовых последовать примеру тверичей... И не было рядом с Иваном ни отца, ни братьев, ни мудрого старца митрополита Петра. В гриднице сидели, потупив глаза, спешно съехавшиеся во дворец бояре. Они ждали княжеского слова. И тяжкое бремя ответственности – за Русь, за Москву, за своих малых детей и перепуганную княгиню – ложилось на его плечи. Он уже знал, что должен предпринять, знал, что скажет своим боярам, своему народу.
«В то время, когда почти все народы под солнцем преклоняются перед оружием римлян, вы одни хотите вести с ними войну... Где же вы думаете найти союзников против римлян? В необитаемой ли части земли? Ведь на обитаемой земле все принадлежит Риму... Таким образом, ничего больше не остается, кроме надежды на Бога. Но и он стоит на стороне римлян, ибо без Бога невозможно же воздвигнуть такое государство... Но как вы можете взывать к помощи Бога, если вы преднамеренно грешите против него. Войну начинают обыкновенно в надежде или на божество, или на человеческую помощь; но когда зачинщики войны лишены и того и другого, тогда они идут на явную гибель. Что же вам мешает собственными руками убить своих детей и жен и сжечь свою величественную столицу! Вы, правда, поступите, как сумасшедшие, но, по крайней мере, избегнете позора падения. Разумнее, мои друзья, гораздо разумнее сидеть в гавани и выжидать погоды, чем в самую бурную стихию пускаться в открытое море, потому что, если кого неожиданно постигает несчастье, тот, по крайней мере, вызывает сожаление, если же кто сам обрекает себя на гибель, на того вместе с несчастьем сыплются и укоры. Никто же из вас не станет надеяться, что римляне будут вести с вами войну на каких-то условиях и что когда они победят вас, то будут милостиво властвовать над вами. Нет, они для устрашения других наций превратят в пепел священный город и сотрут с лица земли весь ваш род; ибо даже тот, который спасется бегством, нигде не найдет для себя убежища, так как все народы или подвластны римлянам, или боятся подпасть под их владычество. И опасность постигнет тогда не только здешних, но и иноземных иудеев – ведь ни одного народа нет на всей земле, в среде которого не жила бы часть ваших. Всех их неприятель истребит из-за вашего восстания» (126, 183 – 184).
Эти слова из книги Иосифа Флавия словно предостерегали русских от повторения роковой ошибки древних иудеев, ценою которой стала гибель Иерусалима. Но с ужасом думал князь Иван о том, в чьи уста вложил Иосиф эту исполненную мудрого благоразумия речь. То была речь к народу иудейского царя Ирода...
Вероятно, не без труда князь Иван убедил москвичей в необходимости смирения. Час падения Навуходоносора еще не настал. Но Бог явил свою волю о Москве и Твери. Тверской мятеж больно отозвался для всей Русской земли. В Орде поднялась волна ненависти к русским. Узнав о гибели отряда Чолхана, Узбек в слепой ярости велел казнить ни в чем не повинного рязанского князя Василия, на свою беду оказавшегося тогда в ханской ставке. Вероятно, тогда же подверглись расправе и другие русские люди, жившие среди татар.
Описывая ханский гнев, русские летописцы использовали образы, заимствованные из той же книги пророка Даниила. Правитель Орды и царь Навуходоносор сливались в одно историческое целое. «Слышав же сиа (то есть получив весть о тверском мятеже. – Н. Б.) царь Азбяк Ординский, и разго-реся яростию велиею зело, и во мнозе скорби и печали бысть о братаниче своем Щелкане, и рыкаше аки лев на тверских князей, хотя всех потребити, и прочее всю землю Русскую пленити» (22, 194).
По-видимому, князь Иван не рискнул ехать в Орду сразу же после тверского мятежа. Он опасался попасть под горячую руку и понимал, что хан неизбежно вспомнит о нем и призовет к себе, когда утихнет первая вспышка гнева и вернется способность к трезвому расчету.
Московский князь оказался прав в своих предвидениях. Уже осенью 1327 года гонец привез в Москву ханскую грамоту с призывом немедленно явиться в Орду и обещанием «милости». Иван не заставил себя долго ждать. Вскоре он уже преклонял колена перед золоченым престолом «повелителя всех, кто живет за войлочными стенами».
В Орде Иван застал энергичные военные приготовления. Для похода на Тверь (а может быть, и на всю Северо-Восточную Русь?) хан велел собрать около 50 тысяч всадников. Во главе армии стояли пять «темников великих». (Слово «темник» происходило от слова «тьма», означавшего отряд численностью в 10 тысяч человек.) Летопись называет имена некоторых из них – «Федорчюк, Туралык, Сюга» (22, 194). По имени первого из них этот поход остался в памяти русских людей под названием Федорчкжовой рати.
Кроме Ивана Калиты, осенью 1327 года в Орду явился с изъявлением покорности и князь Александр Васильевич Суздальский со своим дядей князем Василием Александровичем. Были, вероятно, и другие русские правители. Все они присоединились к Федорчюковой рати, надеясь спасти свои владения от погрома.
Когда морозы сковали реки и болота, карательное войско из Орды двинулось на Тверь. Вероятно, татары шли по Волге. Замерзшее русло реки образовало гладкую дорогу, достаточно широкую для столь большого количества воинов. Когда-то и сам Батый завоевал Северо-Восточную Русь, двигаясь по льду замерзших рек. Путь по Волге позволял Ивану Калите и суздальским князьям уберечь свои владения от тех опустошений, которые несла с собой ордынская конница. Несомненно, князья призвали свои дружины на помощь карателям. Уклонение от участия в расправе татары расценили бы как измену.
