Надеясь на помощь со стороны Литвы, новгородское правительство в то же время продолжало укреплять город. В 1334 году над каменными стенами поднялись высокие деревянные «заборола» – башни и навесы. Руководителем строительства по-прежнему выступал сам архиепископ.
Между тем князь Иван зимой 1333/34 года побывал в Орде. Хан вызвал его к себе для каких-то объяснений. Возможно, причиной вызова стали новгородские дела. Узбека не могли не беспокоить сведения о литовских сношениях новгородцев, об их примирении с Псковом и сидевшим там Александром Тверским. Такие сведения он, несомненно, получил от своих осведомителей уже осенью 1333 года. Служба стратегической разведки была хорошо поставлена в Монгольском государстве еще со времен Чингисхана.
Вызов в Орду привез князю Ивану ханский «посол Саран-чюк». Не медля ни дня, Калита отправился к степному «царю Азбяку». Это была его первая «ордынская» разлука с княгиней Ульяной. Что говорил он ей на прощание? Какие слова доносил ветер вслед уходящим в снежную мглу всадникам? Бог весть...
Поездка в степи на этот раз не была долгой и обошлась вполне благополучно. Вероятно, князь Иван заплатил недостающую сумму «закамского серебра» из собственного кармана или же собрал ее со всех русских князей.
По замечанию летописца, Калита вернулся домой «с пожалованием и с честью» (22, 206). Несомненно, хан одарил князя по случаю бракосочетания его старшего сына и прислал подарки молодоженам.
Вернувшись домой и отпраздновав свадьбу Семена, Калита начал распутывать новгородский узел. Вероятно, по его просьбе митрополит Феогност вступил в переговоры с Василием Каликой во Владимире. Он пригласил его к себе для участия в поставлении нового саранского епископа, однако использовал эту встречу и для обсуждения политических событий. Исследователь хронологии русских летописей Н. Г. Бережков полагает, что переговоры во Владимире имели место в марте – августе 1334 года (47, 295). О содержании переговоров летопись, конечно, умалчивает. Известно только, что смекалистый новгородец явился к самолюбивому и скуповатому византийцу «со многими дары и с честию» (22, 207). Видимо, Василий предчувствовал, что разговор будет тяжелым...
Посредничество митрополита Феогноста вновь, как и во время псковского похода 1329 года, принесло князю Ивану успех. Архиепископ Василий от имени новгородского правительства согласился на выплату «закамского серебра». Новгородские летописи умалчивают об этом событии. Молчат об исходе спора и московские летописцы. Свет проливает лишь провинциальная Коми-Вымская летопись. Под 1333 годом она сообщает: «Князь великий Иван Данилович взверже гнев свой на устюжцов и на ноугородцов, почто устюжци и ноуто-родци от Вычегды и от Печеры на дают чорный выход ордынскому царю, и дали князю Ивану на черный бор Вычегду и Печеру, и с тех времен князь московской начал взымати дани с пермские люди» (140, 101).
Летописец в этой записи вплотную сблизил завязку и развязку конфликта. В жизни между ними пролегло более двух лет драматической борьбы, прибавившей немало седых волос в бороду князя Ивана Даниловича.
Осенью 1334 года в Москву прибыло новгородское посоль– : ство во главе с тысяцким Варфоломеем Юрьевичем. Должно быть, именно он и привез великому князю «закамское серебро». Не случайно летопись отмечает, что Калита принял новгородцев на сей раз «с любовию» (10, 346).
Новгородские послы пригласили князя Ивана вновь посетить город и торжественно возобновить свое пребывание на новгородском столе. Иван не заставил себя долго упрашивать: «Он же приат моление их, иде в Новград» (38, 88).
16 февраля 1335 года князь Иван Данилович приехал в Новгород. Архиепископ Василий встречал его с крестами и иконами перед воротами своей резиденции на Софийской стороне. Почему Калита выбрал для своего въезда в город именно этот день: ничем не примечательный четверг, отмеченный в церковном календаре лишь памятью малоизвестного мученика Памфила? Выбор «скоромного» дня понятен: князь Иван собирался отметить свой приезд добрым застольем с новгородскими боярами. Кроме того, это был канун дня памяти великомученика Феодора Тирона – знаменитого змееборца, образ которого в период ордынского ига приобрел особое, героико-патриотическое содержание. Со времен Чингисхана дракон (он же – крылатый змей) изображался на монгольских знаменах. Древний китайский символ счастья стал для русских людей знаком беды. Победители змия Георгий Победоносец и Феодор Тирон чтились как заступники от татар (117, 124).
Несомненно, князь Иван учитывал настроения вольных новгородцев, горячо почитавших великомученика Феодора Тирона. Да и сам он, оставаясь ханским подданным, в конечном счете работал для будущего освобождения страны от власти «поганых».
Вероятно, сам акт торжественной интронизации князя Ивана в Новгороде состоялся в воскресенье 19 февраля в Софийском соборе. В это воскресенье («неделя о блудном сыне») церковь вспоминала вавилонский плен иудеев. Под сводами древней Софии звучал скорбный и величественный напев 136-го псалма, столь созвучный чувствам русских людей того времени. «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали» (Псалтирь, 136, 1).
Приезд князя Ивана в Новгород имел большое политическое значение. Уже самое его появление на берегах Волхова заставило уехать оттуда литовского князя Наримонта-Глеба Гедиминовича. Впрочем, он оставил в новгородских пригородах своих наместников, которых Калита благоразумно не тронул. Ему вообще не удалось полностью разбить тревоживший его новгородско-псковско-литовский альянс. Желая основательно рассорить Новгород со Псковом, князь Иван стал уговаривать новгородцев предпринять вместе с ним и со всей «низовской» силой новый поход на Псков. Основанием для войны, как и в 1329 году, было пребывание во Пскове опального князя Александра Тверского. При этом князь Иван ссылался на ханский приказ и на угрозу татарского нашествия в случае его неисполнения.
Однако новгородские бояре отказались воевать со Псковом. Им не хотелось закрывать себе дорогу на запад. Дело ограничилось лишь разрывом прежнего новгородско-псковского договора, заключенного во время визита во Псков архиепископа Василия в 1333 году. Калита мог быть доволен лишь тем, что новгородцы великодушно оставили ему оправдание перед ханом: поход на Псков был всего лишь «отложен».
Весной 1335 года архиепископ Василий продолжил строительство новгородских каменных стен. На сей раз он решил укрепить правобережную, Торговую сторону. Согласно летописи, князь Иван был свидетелем этого события. «Того же лета заложи владыка Василии со своими детьми, с посадником Федором Даниловицем и с тысячкым Остафьем и со всем Новым городом, острог камен по одной стороне, от Ильи святого к Павлу святому, при великом князи Иване Данило-вици» (10, 346). (В этом сообщении летописец запечатлел характерную особенность новгородского диалекта: замена «ц» на «ч» и наоборот.)
С грустью смотрел князь Иван на закладку еще одного пояса новгородских каменных стен: у себя в Москве он имел лишь изъеденный пожарами старый деревянный Кремль, помнивший времена Юрия Долгорукого...
Князю Ивану не было нужды долго гостить в Новгороде. Сделав все, что позволяли обстоятельства, он стал собираться в обратный путь. Довольные сдержанным поведением великого князя, новгородские бояре на прощание «почтиша его дары многими» (38, 88).
