Однажды летним днем 1961-го на пробы к Тарковскому пришла хорошенькая девушка — Валя Малявина. Она во все глаза смотрела в спину элегантного молодого человека, задумчиво изучавшего крышу противоположного дома за окном.
— Какие тебе сны снятся? — вдруг спросил он, не обернувшись и не поздоровавшись.
— Разные. Я часто летаю во сне.
— И я! — он повернулся к ней, и на хмуром лице вспыхнула заинтересованность.
— А когда ты летаешь, ты землю видишь или как?
— И землю, и много-много неба. А все вокруг страшно красиво! Душе радостно!..
Режиссер удовлетворенно хмыкнул и что-то начертил на лежавшем на столе листке.
Заседание худсовета поставило на обсуждение идею новой съемочной группы. В элегантном светло-сером костюме в мелкую клеточку, с аккуратно завязанным галстуком и подстриженными ежиком волосами Андрей выглядел вполне респектабельным творческим кадром. Подчеркнутой элегантностью, холодноватой, педантичной аккуратностью он защищал свою ранимость, предупреждая возможность насмешек со стороны комиссии. Собравшиеся корифеи режиссуры рассматривали молодого претендента на спасение загубленного материала с любопытством.
— Андрей Арсеньевич, пожалуйста, обоснуйте свое художественное решение, — предложил председатель худсовета.
Откашлявшись, молодой режиссер вздохнул и рубанул с плеча:
— Отснятый Абаловым материал никуда не годится. Мы все будем делать заново.
Знавшие Тарковского замечали, что ораторским даром он явно не наделен, так же как и дипломатичностью, выдержанностью. Говорил трудно, сложно, малоинтересно, часто не заметив, что кому-то «наступил на ногу». Явно не оратор и не дипломат. Языком Тарковского было кино.
— Я абсолютно убежден, что антивоенная тема будет потрясать, если мы сделаем финал на оборванном сне. Мы хотим начать с такого эпизода: бежит мальчик и догоняет свое детство… так или иначе, но мы видим необходимость снов и идею финала — фотографию замученного и убитого мальчика. Потом обрыв и… это продолжается первый сон, который был в начале картины… идея такая, что это не должно повториться… то есть — проблема расстрелянного детства… — завершив не слишком понятную речь, он сел, чтобы выслушать обсуждение.
Вышли с Андроном. Юркнули за угол. Сели на доски, оставшиеся от ремонта крыла здания, и закурили.
— Дай пять! — Андрон протянул ладонь, Андрей шлепнул по ней изо всей силы. — Наша взяла! «Сенат» поддержал основную мысль фильма. Знаешь, уж если до них дошло — это будет «пуля»!
— Александров, подводя итоги, прямо заявил, «что в данных обстоятельствах и с данными людьми из этого может получиться очень интересная картина»! Выходит, он все же что-то соображает в профессии.
— Пример тому, что не всегда плохо то, что не приемлешь ты лично.
— Я — АВТОР! Мерило всех вещей. Мое режиссерское Я — эпицентр собственного мира. И всегда будет только так! — с упором, без тени юмора, произнес Андрей.
— Погоди, погоди ерепениться, — поморщился Андрон. — Я не провоцирую тебя на дискуссию. Сейчас я думаю только о нашем фильме. Учти, автор, ты должен сделать быстрее и дешевле обычного — покрыть как бы долг и оправдать доверие.
— Главное — мы должны сделать лучше! — Андрей горел нетерпением приступить к выбору натуры.
— Вот вы где! — выскочила из-за угла взволнованная Ирма. — А я вас везде ищу. Все уже знаю! Бегом в магазин, забираем ребят и к нам — я винегрет по рецепту свекрови настрогала — целое ведро — отмечать будем. Мельком глянула на скромно подсевшую Валю Малявину. Поймала взгляд Андрея и Андрона, брошенный на нее. Женским чутьем отметила: что-то будет!
— А ты, Ирма, у меня Мать сыграешь! Эпизод, но высшей категории сложности. Слушай, ты много народу к нам не зови. Рано еще радоваться… Рано…
Юсов, почти ровесник Андрея, уже снявший с ним «Каток и скрипку», заметил, что Андрей обладал качествами, весьма неблагополучными для работы в кинематографе. Общение с большим количеством людей ему вообще было противопоказано. Он отчаянно тянулся к дружбе, но трудно сходился с людьми. Был доверчив чрезвычайно и при этом незащищен, даже беспомощен в плане проницательности, тактичности. Что не исключало требовательности и бескомпромиссности в достижении творческой цели. Вспышки гнева, доходящие до драки, грубый и уничижительный тон по отношению к коллегам были способны сбить творческий настрой группы. Но Андрею прощалось все. Талант, фантазия, мгновенность и точность блестящих решений вызывали удивление и даже преклонение, пересиливающие обиды.
Андрей и на съемках остался весьма внимательным к своей внешности. Одежда имела для него большое значение, а возможности были более чем скромны. Приходилось сводить заботу о туалете к тщательному подбору рубашек и ботинок. Он любил экспериментировать, к примеру, надеть на голову повязку, чтобы обуздать непокорные волосы. Тем самым предугадал столь популярную в полевых условиях грядущих войн «бандану». Вадим Юсов наметанным глазом оператора заметил, что, как бы Тарковский ни был одет на съемках, ощущение ухоженности и внимательного отношения к внешнему виду было даже в том, как ладно сидел на его миниатюрной подвижной фигуре рваный ватник.
2
Снимать решили на берегу Днепра, в том месте, где происходило действие рассказа. Единственный объект — белоствольную березовую рощу присмотрели под Москвой. Павильонные съемки отвергли. В фильме должна быть только натуральная фактура. Медпункт из березовых стволов выстроили сами, разрушенная церковь и брошенные деревеньки нашлись в окрестностях. Оставалось раздобыть лишь предметы армейского быта для сцен в блиндаже.
Во время объезда территории Юсов заметил черный гнилой лес. Оказалось, колхозные новаторы затопили окрестности, задумав сделать озеро, а вода ушла в лес. И стояло годами непролазное болото, полное черной грязи да комаров. Тянуло от него мертвечиной и гнилью.
— Отлично! Именно то, что нужно! — Тарковский прошел по краю трясины, заглядывая в мертвую глушь. — Здесь все глубоко, страшно и правдиво. Здесь нет места приключенческой романтике.
— Натура выразительная. Чем страшнее вокруг, тем больше героизма требуется от пацана, — одобрил Юсов, возвращаясь к оставленному на дороге автобусу.
— Он не герой! — Андрей поправил пижонистую клетчатую кепку. Даже в спецовке и сапогах он ухитрялся выглядеть элегантно. — Мальчик не должен быть доблестью и славой! Он — горе полка. Искореженный кошмаром войны мститель, которому уже не страшны ни смерть, ни муки. — Андрей ударом сапога выбил из-под колеса автобуса валун. — Подумай только: Иван — мой ровесник! Мне было столько же лет, когда началась война… Я проживу ЕГО жизнь. Проживу то, что могло бы случиться со мной… Поехали!
Рассказ Богомолова, написанный от лица молодого лейтенанта, состоит из нескольких случайных встреч с Иваном — 12-летним разведчиком, потерявшим всех близких.
Фильм Тарковского снят от лица Ваньки, зачастую отождествляемого с самим Тарковским. Именно так прошел бы этот путь Андрюша, довелись ему попасть в аналогичную ситуацию. Снимая Ивана, Тарковский создавал фильм о себе, проходя шаг за шагом короткий путь юного пленника войны. Он запечатлевает на пленки образы, рожденные изувеченным сознанием мальчика, ныряющим в галлюцинации, как в спасение от преследующего его кошмара. Так случилось бы и с самим Андреем — он чувствовал это всем своим существом. Отсюда невероятная пронзительность образа Ивана. Способность Тарковского останавливать и возвращать время дали фильму основную идею сопоставления и контраста двух пластов — войны и мира. Реальности войны и память о мире, существующие в одном временном измерении.
