— Ваша дочь исключительно преданная женщина. Уверен, да я полностью уверен, что если МНЕ будет надо, Лариса убьет!
В быту задиристый, вспыльчивый, он и впрямь нуждался в защите, плохо ощущая контакты с внешним миром, словно сквозь очки с толстенными запотевшими стеклами. Взаимоотношения в съемочной группе воспринимал через Ларису. Именно поэтому ни одному человеку, не угодившему Ларисе, не удалось задержаться рядом с маэстро. Ее влияние было огромным. В самом начале их отношений Лариса одержала главную победу: ей удалось внушить не слишком уверенному в себе мужчине, что он совершенно неподражаемый сексуальный гигант и виртуоз эротических сражений.
Лариса упорно шла к намеченной цели. Если поначалу ее влекла к Тарковскому жажда обрести состоятельного и влиятельного мужа, то теперь ориентиры изменились: она стремилась вместе с ним войти в историю как неутомимая супруга, помощница гения и притом кинозвезда! Мужа и жену связывало чувство любви-ненависти, типичное для Тарковского не только в отношениях с Ларисой. Поддаваясь внушению, он легко мог изменять свое отношение к людям, теряя преданных друзей и помощников.
— Я могу внушить ему все что угодно! — хвасталась Лариса. Но и ее влияние не было безграничным, когда речь шла о ролях в фильмах Тарковского.
Лариса отчаянно боролась за титул актрисы. Не моргнув глазом заявляла всем, что ее мечтали снимать Феллини и Параджанов. Причем тут же обращалась к мужу за подтверждением:
— Правда, Андрюшенька?
Андрей бормотал нечто утвердительное, сам же в своей замечательной супруге актрисы не видел.
Лариса намеревалась сыграть в театре «Ленком», где Андрей ставил «Гамлета», Гертруду и жену Криса в «Солярисе». Теперь ее целью стала роль Матери в задуманном Андреем автобиографическом фильме.
Глава 7
«Зеркало». Запечатленное время
1
Замысел автобиографического фильма зрел в Тарковском с самого начала его вхождения в кино и стал наиболее полным выражением авторских устремлений. Причем ни одна из его картин не имела столь сложной истории создания, ни одна не вобрала столько личного опыта и профессиональных умений, не принесла такого удовлетворения и столь ощутимой боли.
Еще до заявки на «Солярис» Андреем в соавторстве с Александром Мишариным был написан сценарий «Исповеди», который не приняли на студии. Да и у съемочной группы он вызвал отторжение. В сценарии сплетались три сюжетные линии. Главная и основная должны были состоять из разговора с Марией Ивановной, откровенного и сложного, заснятого без ее ведома. Предполагалось зафиксировать скрытой камерой нечто вроде психологического сеанса, когда ничего не подозревающая женщина рассказывает о самом интимном — о своем самом плохом поступке, об очень радостном дне, о муже, о своей любви, обиде.
Андрей предложил роль Матери своей бывшей жене. Ирма отказалась по морально-этическим соображениям. Тайное подглядывание камеры в те времена считалось безнравственным. Ознакомившись со сценарием «Исповеди», Вадим Юсов вызвал Андрея на разговор:
— Мне кажется, скрытой камерой лучше преступников ловить.
— Это мощное средство заставить человека раскрыться. У него огромные перспективы!
— Ты хоть представляешь, как обидишь этим подглядыванием свою мать? — Вадим надеялся вразумить Андрея, друга и соратника еще со времен дипломного «Катка и скрипки».
— Она далеко не дура. Должна понимать, что все снятое мною тайно или явно — в ее пользу.
— Ой, не думаю… Но, запомни, отношения вы испортите на век, — Вадим потоптался. — В общем, я решил — снимать скрытой камерой не буду. Ищи другого оператора.
Тарковский с его гипертрофированным самомнением не выносил ультиматумов. Его раздражало и не безоговорочное подчинение Вадима на площадке.
— Ты зря решил, что можешь давать мне советы. И вообще — двух гениев на площадке многовато, — он отвернулся, давая понять Юсову, что тема закрыта.
Новый вариант, задуманный Андреем, назывался «Белый, белый день», но и ему не удалось прорвать оборону чиновников, отвергающих заявку. Андрей был унижен и растоптан — то, что он предлагал как основу картины о самом сокровенном, не сочли достойным материалом для фильма! Но была еще одна помеха — внутренняя, вызывавшая опасения за результат: несовершенство кинотехники, не дающее возможности «считывать» картинки памяти, а значит — полностью реализовать замысел на современном уровне киносъемок.
Он вернулся после очередного отказа, играя желваками, прокручивая в голове не высказанные слова сдерживаемого возмущения. Смяв исчерканный в сценарном отделе текст заявки, в сердцах обтер им в передней грязь с толстых подошв ботинок.
— Ну что, Андрюша, опять с плохой вестью? — Анна Семеновна кормила на кухне Тяпу кашей с тертым яблоком. — Смотри, пакостник какой, кашей плюется!
— И они плюются. Чиновники. Не хотят этот фильм — и все, — он сел на табурет рядом и аж поплыл от запаха манной каши — олицетворения детской беззаботности. Увидел сквозь пелену времени нахмуренное лицо матери — молодой, сильной.
Анна Семеновна терпеливо подбирала ложкой то, что Тяпа, фыркая, выплевывал на клеенчатый «слюнявчик», и отправляла ему обратно в рот.
— Ешь, ешь! Ты упрямый, но я упрямей… Это «Белый день», что ли, опять зарезали?
— Да, его. О моем детстве, о маме, об отце, о Марине — обо всех нас. Я хочу, чтобы все было по-настоящему и как тогда.
— Вот и я думаю, чего бы твоей маме не зайти навестить внука? Ни разу твои у нас в гостях даже не были. Как чужие. Хочешь, Тяпа, другую бабулю увидеть? Хочет, а вы с Ларочкой не зовете.
— Глупость какая-то… я ж о них все время думаю… О маме с отцом, об этом фильме. Голову ломаю: как вернуть прошлое?
— Эх, Андрюша, кабы можно было повернуть время…
— Но оно у меня вот тут! — он постучал костяшками пальцев по голове. — Тут все живое! Не могу же я взять и похоронить самое дорогое?
— И не хорони, береги в себе, пока не пробьешь начальников.
— Непременно пробью.
— И как же ты будешь возвращать время?
— А вы слышали о голографии? Это когда создается объемное изображение и существует оно без всякого экрана!
— Фантастика, что ли?
— Реальность! Пока только созданы отдельные образцы аппаратуры, способные передавать объемное изображение, но они будут, непременно будут! Никакой камеры, экрана! А еще лучше — надел шлем и прямо все, что у тебя в памяти, транслируешь, как живую жизнь…
Андрей все время думал о том, как перехитрить сложный процесс запечатления на пленку воссозданного искусственно, а не воспроизведенного из кладовых памяти изображения.
Вначале решил отделаться от искусственности путем использования скрытой камеры. Потом не переставал думать о своем сокровенном фильме и в простое, и на съемках «Соляриса». Насыщенность «фантастической ленты» живой земной жизнью была вызвана стремлением Андрея создать автобиографический фильм, нерасторжимый с дыханием земли.
