— Если верите в это, поверьте и еще в одну истину — наша жизнь на земле не кончается с умиранием, душа бессмертна. Православная вера дает человеку силу жить и силу умереть. Традициями православия крепка Россия. Но вот что интересно: в раннем православии были зачатки учения, близкого к корням буддизма.
— Гумилев рассказывал мне о реинкарнации — колесе жизни. Он верит, что этим вот воплощением не завершается жизнь духа. Мы можем прийти еще, а может, уже были здесь. И каждый несет свою карму — выполняет задание нового урока, исправляет ошибки прошлого.
— У меня такое ощущение, что ваш дар стихосложения — божественное призвание. Вы родились с печатью Божией — с предназначенной миссией. То есть с определенной кармической задачей.
— Рассказывать о любовных переживаниях? Не слишком ли легковесно?
— Это начало. У вас будет другой голос и другие слова. Поверьте мне здесь, под золотыми куполами: вы будете писать поэмы, сцены, повести. Эпическая тема — тема родины, народа, всего вот этого, — он кивнул на темное золотое свечение собора, — прорвется в ваш стих, даст ему новое звучание.
— Вы говорите как посвященный. Посвященный в смысл жизни и тайны мироздания.
— Это оттого, что я уже на краю и могу заглядывать по ту сторону. Мне недолго осталось. Как ни старается моя Люба возить меня по курортам, туберкулез не сдается, его задача — убрать меня, уж не знаю зачем. — Николай пошел в боковой неф, остановился у иконы Николая Чудотворца. — Я так много не доделал, даже книгу о Тютчеве не дописал. И еще столько всего хотел бы осуществить… Если только чудо… Но… — Он тяжело вздохнул, нездешний огонь его глаз померк. Губы попытались улыбнуться: — Оставлю все недоделанное для следующих жизней.
— Перестаньте говорить о смерти. Вы должны жить!
Тогда и родились стихи:
И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к солее, тебе поклялась,
Что будет моею твоя дорога,
Где бы она ни вилась…
Клятва в храме, означавшая как бы тайное соединение судеб перед Богом, то есть брачный союз, — поэтическая фантазия Анны и прозрачный намек на ее готовность стать женой Недоброво. В ее отношениях с Николаем Владимировичем тема брака возникала неоднократно.
…Они шли по осеннему саду у дачи Недоброво в Павловске. Вдоль аллеи кленов, сквозь палую листву пробились и выстроились рядами сиреневые колокольчики — нежные, словно фарфоровые.
— Это безвременники. Когда-то луковицы этих цветов завезли в Россию с греческого острова, славящегося разными видами крокусов. Они прижились, но упорно не меняют свои часы: путают весну с осенью.
— Совершенно весенняя хрупкость и нежность. Безвременник… — Анна помолчала. — А ведь много и нас — безвременников. Родился не в свое время, и все зря — и дар, и голос…
— Судьба бывает до обидного нелепа. Мне временами даже страшно за нас с Любой, так встретиться и так срастись — редкое везение. А за дары частенько приходится платить. Мне же еще привалило немыслимое счастье — встретить вас!..
Анна отвернулась, поднимая кленовые листья. Вот когда с языка были готовы сорваться те самые интонации — отчаяния и обиды. Неужели он не понимает, как ранит ее признанием своего счастья с женой? Она долго молчала.
— А у меня брак не сложился. Гумилев — личность огромная и неординарная. Но мы как эти безвременники — перепутали время и встретились, в сущности, чужими. Так и живем, не совпадая, — каждый по своим часам… А вам не кажется, Николай, что такие близкие во всем люди, как мы с вами, могли бы прожить очень интересную, насыщенную жизнь? Это, конечно, в качестве теории.
— Разве мы собираемся расставаться? — Он взял ее под руку и теснее прижал к себе. — Анна, а ведь я не мыслю жизни без вас. Совершенно не мыслю.
— Но так почему же тогда?.. Мы — пара!
— Давайте рассуждать трезво: моя жизнь на излете. Кроме того, материально я полностью завишу от Любови Александровны. — Он виновато взглянул на нее. — Простите… Такая проза.
Анна лишь печально и долго смотрела ему в глаза, в это мгновение мысленно прощаясь с тем, кто не оправдал ее надежды.
Зимой 1913 года супруги Недоброво провели месяц в Павловске, где Анна и Николай часто встречались, бегая на лыжах. А два последующих года Недоброво жили в Царском Селе. Как говорила Ахматова: «Поближе ко мне».
Недоброво провел огромную работу, подбирая стихи Анны к новому сборнику «Четки»: выстраивал композицию, отслеживал верность ритма каждого стиха, давал советы, удивлявшие ее своей точностью. Когда в 1914 году сборник вышел, он написал не просто статью, а целое исследование с подробным анализом поэтики Ахматовой. Строфу за строфой взвешивал и оценивал как поэтическую драгоценность. Эстет Недоброво и здесь выступил тонким ценителем вдохновенного творчества.
«Это книга властных стихов, вызывающих большое доверие. А перводвижущей силой ахматовской поэзии является новое умение любить человека, дар его героического освещения. (…) Самое спокойствие и признание и болей, и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук — все свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лирическую душу, скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую и уж явно господствующую, а не угнетенную».
Перечитывая статью в конце жизни, Анна Андреевна заметила: «Это лучшее, что написано о молодой Ахматовой».
«Царскосельской идиллией» назвала Ахматова свой роман с Недоброво. А позже добавила: «Идиллия превратилась в трагедию».
Николай Владимирович, человек чрезвычайно осторожный в выражении чувств, не сдержав желания поделиться впечатлениями, стал писать письма о своей любви к Анне единственному близкому другу, живущему в Лондоне, — тому самому Борису фон Анрепу. Потребность рассказывать о любимых свойственна влюбленным. Недоброво писал много и чрезвычайно поэтично, воспевая Ахматову и как женщину, и как поэта. Приехав в Петербург по делам службы, Анреп навестил Недоброво в его доме. На званом обеде присутствовала Анна. Анрепу было довольно одного взгляда, чтобы влюбиться в нее со всей мощью великана, силача, ловеласа и художника. Анна ответила взаимностью. Оба постарались скрыть внезапный шквал нахлынувших чувств. Но тщетно. Или плохо старались?
Любовь у Анны Андреевны всегда выступает в облике Рока, не дающего выбора. Но выбор был — в ущерб своим эгоистическим желаниям. Последний вариант Анна никогда не рассматривала, лишь выше оценивала собственный грех и покаяние. Классическая схема любовной трагедии, дающая наибольший накал чувств поэзии Ахматовой, выходящей к вселенским началам судьбы, страшной кары и земного соблазна, непрощенного греха.
«Судьба поэта должна быть трагичной», — считала Анна Андреевна. И пока исторические взрывы не исковеркали ее вполне благополучную линию жизни, виртуозно создавала трагические ситуации собственными силами.
Глава 4
«Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна». Н.Г.
Гумилев возвратился внезапно без телеграммы 20 сентября 1913 года. Усталый, измученный, все еще где-то в джунглях или на морских просторах блуждающим взглядом.
