Уходя, мы, прежде чем перезаряжать торпедные аппараты, выставили один из наших фальшивых перископов. Я не знаю, тратил ли на это боеприпасы противник и видел ли он вообще наш перископ, потому что для перезарядки аппарата требовалось время. Мы значительно расширили сферу действий, и мое честолюбие уже побуждало к большему.
Дым принадлежал еще одному приближающемуся судну, и мы вновь приготовились атаковать. Но очевидно, кому-то удалось его предупредить, и, развернувшись, оно двинулось между островами в обратном направлении, подальше от опасности.
Сибеник представлял собой укрепленный морской порт, и помимо огня береговых батарей нам наверняка еще угрожала и охота противолодочных кораблей, поэтому мы предпочли двинуться в сторону открытого моря. День пришлось посвятить попыткам уйти от двух самолетов и торпедного катера, которые преследовали нас с завидным упорством, иногда подходя непростительно близко.
Следующий день, 6 октября, застал нас на пути от Промонторе к Пола, еще одному морскому порту. Фарватер оказался слишком мелководным, и я прекрасно понимал, что, едва нас обнаружат, надо будет сразу уходить в открытое море. Мы не могли позволить себе остаться в том районе, где произвели много шума.
День казался очень подходящим для действия подводных лодок, с ветром и хорошей рябью на воде. Он должен был принести немало боевых целей. Но долго ни одно судно не появлялось, и лишь позднее показался небольшой каботажный пароход. Я нарушил свое правило целиться во все, что движется, и дал ему пройти, надеясь на более достойную добычу. У нас заканчивались боеприпасы. И вот наконец в объективе перископа появилось нечто напоминающее мираж – чудо-корабль представлял собой необычайное зрелище, так как при пересечении линии горизонта мостик его преобразился и представлял собой подобие дома. Однако при ближайшем рассмотрении он оказался гораздо меньших размеров.
Я поплатился за свою жадность, поскольку в тот день не появилось больше ни одного судна, а потом погода в Промонторе испортилась, исключив всякое судоходство.
На протяжении всего дня нас никто не беспокоил, что само по себе казалось странным, но ночью мы наткнулись на два противолодочных корабля, которые доставили много хлопот. На следующий день, курсируя по маршруту Анкона – Сильба, мы снова никого не обнаружили. Значительная активность вражеских дозоров будила в душе надежду о цели, но ни одного судна так и не появилось. Несомненно, это невезение стало местью судьбы за упущенную позавчера возможность.
Пришло время снова двигаться на юг, и утром 8 октября мы вновь подошли к берегу у острова Муло. В прибрежных водах вдоль островов, хотя и достаточно далеко от нас, двигался солидных размеров конвой. Он указал нам тот маршрут, который избирали корабли, и мы направились в его сторону. Вскоре из канала Дрвеник вышел противолодочный катер и встал на пост по направлению к морю. В 11.30 к нему присоединился еще один. В 15.31 из-за острова Смоквица показался торпедный катер; под своей защитой он вел небольшое каботажное судно. Однако дым в стороне Сибеника говорил о том, что приближается более значительная цель.
В отчете я записал: «Ни один островок, ни одна скала не отказывали судам в укрытии, и в тени утесов пролегал их фактический курс».
Это делалось для того, чтобы как можно меньше двигаться по открытым пространствам. Однако там, где находились мы, пролегал небольшой участок, не имевший естественного прикрытия; возможно, именно поэтому там и появился вражеский патруль. Проводив своего маленького подопечного в канал Дрвеник, торпедный катер вернулся и стал в патруль примерно в трех кабельтовых к берегу от нас. Таким образом, мы оказались зажатыми между ним и двумя противолодочными катерами. А в довершение ко всем неприятностям появился гидросамолет. Море лежало безмятежно зеркальное, как и все эти дни. В 16.20 дым преобразился в солидных размеров пароход, вышедший из-за острова Смоквица, и мы пошли в атаку.
Нам очень мешал торпедный катер, болтавшийся недалеко от нашей цели, ближе к морю. Теперь, чтобы открыть огонь, нам нужно было развернуться. Едва мы медленно зашевелились, слегка разрезая воду перископом, как торпедный катер изменил направление и пошел в нашу сторону. Если бы мы сейчас погрузились, то ни за что не успели бы вовремя к своей цели и пропустили атаку. Единственным выходом оставалась остановка правого двигателя – мы шли только на нем, – и тогда катер проскочил бы мимо. Так и случилось: катер прошел так близко, что можно было слышать звук его винтов. Создавалось впечатление, словно по баку прошел поезд. Если бы с палубы катера кто-то взглянул в этот момент вниз, то в прозрачной воде наверняка увидел бы субмарину.
Стоило пройти катеру, как в видоискателе появилась цель, и мы выстрелили точно под ее корму. Уйдя на глубину, мы слышали, как наша торпеда попала в корпус корабля с расстояния в тысячу ярдов. Это случилось всего через девять минут после того, как наша цель появилась из-за острова Смоквица.
Цель эта не представляла собой особой ценности, и прицелиться к ней оказалось достаточно легко, так как скорость можно было вычислить по отношению к берегу. Но из всех проведенных мной атак именно эта принесла наибольшее удовлетворение.
Почти всегда, анализируя наедине с собой ход действий, находишь тактику более успешную и более выгодную, чем та, которую использовал. Но в этот раз, из-за присутствия самолета и противолодочных катеров на самой малой скорости на одном винте, мы медленно вышли на курс атаки. Причем два противолодочных корабля закрывали нам путь в море, над головой находился гидросамолет, а море отличалось совершенно нестерпимым спокойствием и прозрачностью. Когда нам пришлось позднее часами патрулировать в этом же районе, мы всегда видели артиллерийскую батарею на берегу и наблюдателей на скалах.
Восхваляя сам себя, я просто обязан сказать, что эта атака действительно оказалась единственной из всех мной проведенных, которой я остался в полной мере доволен. Именно этим она мне так памятна. В то время, однако, нельзя было тратить ни минуты на самолюбование и гордость, и мы постарались уйти из опасной зоны как можно быстрей.
Торпедному катеру не потребовалось много времени, чтобы развернуться и сбросить глубинные бомбы именно в то место, отмеченное красноречивым масляным пятном на воде, откуда мы только что стреляли. Надо сказать, что он сделал это очень быстро. Бомба ушла на глубину, и военные действия приняли свои обычные формы. Лампы лопались и гасли, пробка с подволока облетала, и все мы вместе с лодкой сотрясались от сильнейших взрывов. Шумопеленгатор быстро вышел из строя, но старшина-акустик сумел должным образом вернуть его к жизни. Но все-таки наша лодка получила достаточно серьезное повреждение. Мощная линза перископа потрескалась, покрывшись звездочками, и лишила нас дальнего видения на все оставшееся время дежурства. Среди взрывов глубинных бомб раздавались негромкие удары. Как оказалось, это горячие парни из береговой артиллерии вступили в игру.
Нам не стоило особого труда стряхнуть с себя всю эту охотившуюся на нас команду, и, поднявшись той ночью на поверхность, мы оставили на воде подальше от себя еще один фальшивый перископ – в надежде, что на следующий день он привлечет к себе новую порцию вражеских боеприпасов. Возвращаясь ночью среди островов, мы пережили неприятность. Заметив вражеский дозор к востоку от острова Свети-Андрия, мы пошли вдоль западного побережья. Держась как можно ближе к крутым берегам, я старался защитить силуэт лодки от света восходящей луны. Но в той же тени скал прятался и торпедный катер, который тут же выскочил на нас. Мы нырнули как раз вовремя. Катер не очень умело охотился на субмарину, но тем не менее эта игра в прятки стоила нам значительной части драгоценного ночного времени, и, когда встало солнце, мы находились еще за двадцать три мили от того места, где мне хотелось бы быть.
