– Обвинитель сказал присяжным, что лицо Карла выражало отчаяние человека, которого предал тот, кого он любил. Вы тоже так считаете? Что это мог быть взгляд человека, чья жена желала ему смерти?
– Думаю, это возможный вариант. Но не единственный.
Она ответила еле заметным кивком.
– Последний вопрос. Ваш приятель все твердит мне, что успех апелляции не имеет никакого отношения к тому, я ли застрелила Карла или нет. Мол, главное – показать «заметные недочеты в ведении дела». Так скажите мне вот что. Для вас лично имеет значение, виновна я или нет?
– По мне, так только это и имеет значение.
Она смотрела ему в глаза долго-долго, а потом легонько кашлянула, повернулась к Хардвику и заговорила другим голосом – более ломким, легким.
– Отлично. Договорились. Скажите Бинчеру, пусть присылает мне договор.
– Будет сделано, – заверил Хардвик с быстрым серьезным кивком, еле скрывавшим восторг.
Кэй подозрительно глянула на Гурни.
– Что это вы на меня так смотрите?
– Впечатлен тем, как вы принимаете решения.
– Я их принимаю, как только внутреннее чутье у меня приходит в согласие с головой. Что у нас там дальше по списку?
– Вы сказали чуть раньше, что я ничего не знаю о Карле. Просветите меня.
– С чего начать?
– С чего угодно, что кажется вам важным. Например, был ли Карл замешан во что-нибудь, что могло привести к его убийству?
По губам у нее скользнула быстрая горькая улыбка.
– Что его убили – вовсе не удивительно. Удивительно только, как это не убили гораздо раньше. Причина его смерти – сама его жизнь. Карл был очень честолюбив. Честолюбив до безумия. У него это в отца, тот еще был гнусный тип, весь мир заглотил бы, если б только мог.
– Что вы имеете в виду – «до безумия»?
– Честолюбие просто пожирало его, съедало заживо. Больше, лучше, важнее. Еще, еще, еще. А каким способом – уже не важно. Да он, чтобы только добиться своего, с такими людьми общался, с какими вы в одной комнате находиться побрезговали бы. А ведь поиграй с гремучей змеей… – Она замолчала. Зеленые глаза пылали гневом. – До чего же нелепо – что именно я теперь заперта в этом зверинце! Ведь это же я предупреждала его держаться подальше от хищников. Я твердила, что он увяз по уши, что он доиграется и его убьют. А он не желал меня слушать – и доигрался. И именно меня осудили за его убийство!
Она посмотрела на Гурни взглядом, яснее слов выражавшим: «Ну не гнусная ли шутка – жизнь?»
– У вас есть предположения, кто его застрелил?
– Ну, тут опять сплошная жизненная ирония. Тип, без чьего одобрения в штате Нью-Йорк вообще ничего не случается, – иными словами, тот гад, который либо заказал Карла, либо, по крайней мере, дал согласие, – так вот, он трижды бывал у нас дома. Я три раза могла бы сама его прибить. На третий раз – так была к этому очень близка. И знаете, что? Поддайся я тогда искушению, сейчас и Карл был бы жив, и я не сидела бы тут. Улавливаете суть? Меня осудили за убийство, которого я не совершала, – из-за убийства, которое я не совершила, когда надо было.
– Как его зовут?
– Кого?
– Гада, которого вам следовало бы убить.
– Донни Ангел. Также известен как Грек. Также известен как Адонис Ангелидис. Три раза у меня была возможность избавиться от него. И все три раза я эту возможность упустила.
Оборот, который принял разговор, отметил про себя Гурни, выявил новую сторону личности Кэй Спалтер. Внутри поразительного, умного и хрупкого существа таился лед.
– Постойте минутку, – попросил Гурни, желая получить более ясное представление о мире, в котором обитали Спалтеры. – Расскажите подробнее о бизнесе Карла.
– Могу рассказать только то, что знаю. Верхушка айсберга.
За следующие полчаса Кэй успела описать не только бизнес Карла с его странноватой корпоративной структурой, но и его не менее странноватое семейство.
Отец Карла, Джо Спалтер, унаследовал компанию по торговле недвижимостью от своего отца. В итоге «Спалтер Риэлти» владела здоровенным куском от общего массива сдаваемых в аренду помещений штата Нью-Йорк, включая половину многоквартирных домов в Лонг-Фоллсе, – и все это к тому времени как Джо, незадолго до смерти, передал компанию двум своим сыновьям, Карлу и Йоне.
Карл пошел в Джо и унаследовал его честолюбие и жадность до денег. А вот Йона походил на мать, Мэри, ревностную поборницу безнадежных идей. Йона был мечтателем-утопистом, харизматическим спиритуалистом, приверженцем «нью эйдж». Как сформулировала Кэй: «Карл хотел владеть миром, а Йона – спасти его».
По представлениям их отца, у Карла было все необходимое, чтобы «взобраться на вершину» – стать самым богатым человеком в Америке, а может, и в мире. Одна беда, Карл был столь же неуправляем, сколь и безжалостен. Он ни перед чем не остановился бы, лишь бы получить то, что хочет. В детстве он как-то поджег соседского пса: чтобы отвлечь внимание соседей, пока воровал видеоигру. И это был вовсе не одиночный приступ безумия. Такого рода случаи повторялись регулярно.
Джо, сам ничуть не менее безжалостный, усматривал в этой черте своего отпрыска потенциальную проблему – не то чтобы его смущали поджог собаки или кража. Нет, его волновал недостаток осмотрительности, неумение должным образом рассчитать соотношение риска и прибыли. В конечном счете он решил объединить Карла и Йону в семейном бизнесе. Пусть Йона обуздывает Карла, напоминает ему об осторожности, которой и самому Джо так недостает.
Чтобы воплотить в жизнь идею этого плодотворного союза столь разнонаправленных дарований, оба сына Джо подписали нерасторжимое соглашение, когда отец передавал им корпорацию. Все пункты и положения этого соглашения имели одну цель: сделать так, чтобы нельзя было принять ни одного решения, внедрить ни одно новшество, начать ни одного нового дела без совместного одобрения Карла и Йоны.
Однако мечта Джо о слиянии противоположных наклонностей его сыновей в единую непобедимую силу так и не воплотилась в жизнь. Все, что из этого вышло, – лишь постоянные конфликты, застой в делах, упадок «Спалтер Риэлти» и нарастающая вражда между братьями. Карла это толкнуло в политику – как альтернативный путь к деньгам и власти, причем проник он туда через черный ход при помощи организованной преступности. Йону же это толкнуло в религию, побудило основать свое грандиозное учреждение, Церковь Киберпространства, при закулисной поддержке матери, которую Джо обеспечил с поразительной щедростью. Той самой матери, на чьих похоронах Карла смертельно ранили.
Когда Кэй наконец завершила семейную сагу Спалтеров, Гурни первым нарушил молчание.
– Выходит, эта кампания Карла против организованной преступности, речи про «мразь земли» и обещания очистить Нью-Йорк – не более, чем…
Она договорила за него:
