Водитель был мал и тщедушен – в ракурсе сверху, да еще и под углом трудно было сказать, насколько мал, – а одет в узкие джинсы, кожаную куртку, шарф и шапку с ушами, на нем также были и массивные темные очки. Сколько ни просматривал Гурни эту запись, он так и не мог сказать наверняка, мужчина это или женщина. Однако после нескольких просмотров обратил внимание вот на что: хотя курьер назвал только одно имя, букетов он принес два.
Гурни сходил за Кэрол Блисси, привел ее из офиса и прокрутил перед ней этот отрывок.
Она приоткрыла рот от удивления.
– Ах, этот вот! – Подтащив к себе стул, она уселась почти вплотную к Гурни. – Ну-ка, проиграйте снова.
Пересмотрев отрывок, она кивнула.
– Вот этого-то я помню.
– Помните его? – уточнил Гурни. – Или ее?
– Забавно, что вы спрашиваете. Вот это мне и запомнилось – как я сама именно таким вопросом задавалась. Судя по голосу, движениям – вроде бы не совсем мужчина, а вроде бы и не женщина.
– Что вы имеете в виду?
– Скорее, как… как маленький… пикси. Вот, точно – пикси. Точнее я и описать не могу.
Гурни тотчас вспомнилось, как Боло говорил – «миниатюрный».
– И вы направили курьера в конкретную комнату, так?
– Да, к Марджори Стотлмейер.
– Вы не знаете, цветы до нее дошли?
– Да. Потому что она мне потом насчет них звонила. Что-то там с ними было не так, не помню, что именно.
– Она еще живет здесь?
– Да-да. Сюда приезжают уже насовсем. Жильцы у нас меняются, только когда кто-то умирает.
Гурни мимоходом подумал, многие ли из тех, кто скончался здесь, перебираются в «Ивовый покой», но сейчас у него имелись более неотложные вопросы.
– Вы ее хорошо знаете, эту Стотлмейер?
– А что вам надо о ней знать?
– У нее хорошая память? Она не откажется ответить на пару вопросов?
Вид у Кэрол Блисси сделался заинтригованный.
– Марджори девяносто три, она полностью в здравом уме и твердой памяти и обожает посплетничать.
– Великолепно, – сказал Гурни, поворачиваясь к ней. В тонком запахе ее духов различался легкий аромат роз. – Вы очень помогли бы мне, если бы позвонили ей и сказали, что детектив расспрашивал вас про курьера, доставившего ей цветы в декабре, и был бы благодарен, если бы она уделила ему минутку-другую.
– Конечно.
Она поднялась и, направляясь к выходу мимо Гурни, чуть задела рукой его спину.
Через три минуты Кэрол вернулась с телефоном в руках.
– Марджори говорит, она как раз собирается принять ванну, потом немного вздремнуть, а потом готовиться к ужину, но может поговорить с вами по телефону вот прямо сейчас.
Гурни одобрительно показал ей большой палец и взял телефон.
– Алло, миссис Стотлмейер?
– Называйте меня Марджори. – Голос у нее был высокий и резкий. – Кэрол говорит, вы интересуетесь этим забавным маленьким созданьицем, которое принесло мне таинственный букет. А почему?
– Возможно, это пустяки, а возможно, наоборот, очень важно для расследования. Вы вот сказали, «таинственный букет», а что…
– Убийство? Да?
– Марджори, надеюсь, вы понимаете, что пока я не должен разглашать сведения.
– Значит, и правда – убийство. Боже ты мой! Я с самого начала знала, что тут что-то не так.
– С самого начала?
– Да цветы эти. Я ведь ничего не заказывала. И открытки никакой не было. А все, кто меня знал достаточно близко, чтобы дарить цветы, уже либо умерли, либо выжили из ума.
– Букет был только один?
– Что вы имеете в виду – только один?
– Один букет цветов, не два?
– Два? Да откуда бы мне два получить? И один – это уж ни в какие ворота не лезет. Сколько, по-вашему, у меня мертвых поклонников?
– Спасибо, Марджори, ваши ответы мне очень помогли. Еще один вопрос. Это вот, по вашему выражению, «забавное маленькое созданьице», доставившее вам цветы, – это был мужчина или женщина?
– Стыдно сказать, даже не знаю. В том-то и беда, когда стареешь. В мире, где росла я, мужчины и женщины различались очень сильно. Vive la différence! Слышали такое выражение? Это по-французски.
– А это созданьице вас о чем-нибудь спрашивало?
– О чем, например?
– Не знаю. О чем угодно.
– Ни о чем. Вообще почти ничего не сказало. «Вам цветы». Как-то так. Писклявый такой голосочек. И нос смешной.
– Чем смешной?
– Острый такой. Как клюв.
– Можете припомнить еще что-нибудь необычное?
– Нет, больше ничего. Крючковатый нос, вот и все.
– А какого роста.
– С меня, не выше. Может даже, пониже на дюйм-другой.
– А вы…
– Ровно шестьдесят два дюйма. Пять футов два дюйма, глаза голубые. У меня, не у него. У него глаза за темными очками поди различи. А ведь ни лучика солнца в тот день не было. Серость беспросветная. Но темные очки теперь не от солнца носят, да? Теперь это модно. Вы не знали? Модно.
– Спасибо, что уделили мне время, Марджори. Вы мне очень помогли. Я с вами еще свяжусь.
Гурни разъединился и вернул телефон Кэрол.
Она моргнула.
– Я вспомнила, что там была за проблема.
– Какая проблема?
– Почему Марджори мне в тот день звонила. Спрашивала, не забыл ли курьер по рассеянности открытку у меня на столе. Ведь с цветами никакой открытки не было. Но почему вы у нее спрашивали про количество букетов, один он был или два?
– Если вы просмотрите видео внимательнее, – пояснил Гурни, – то заметите, что хризантемы там в двух отдельных обертках. Сюда привезли два букета, не один.
– Не понимаю. Что это значит?
– Это значит, что «созданьице», повидавшись с миссис Стотлмейер, завернуло к кому-то еще.
– Или еще до того. Она ведь сказала, что у курьера был только один букет.
– Готов спорить, второй букет был временно заткнут за дверь.
– Почему?
– Потому что я думаю, наше созданьице явилось сюда убить Мэри Спалтер. А второй букет принесло, чтобы иметь предлог постучаться к ней в дверь – и чтобы она непременно открыла.
– Все равно не понимаю. Отчего бы не принести один букет – и сказать мне, что это для Мэри Спалтер? Зачем вообще приплетать сюда Марджори Стотлмейер? Бессмыслица какая-то.
– Вовсе нет. Имейся у вас в учетных записях отметка, что кто-то посещал Мэри Спалтер незадолго до ее смерти, все дело рассматривали бы гораздо тщательнее. А убийце явно было очень важно, чтобы смерть Мэри сочли несчастным случаем. Так оно и вышло. Подозреваю, даже вскрытие не проводили.
