– И это еще слабо сказано, Брайан! Предвижу, что немало блестящих карьер в правоохранительных органах лопнет с жутким треском! Головы полетят на всех уровнях – и у меня сердце не дрогнет первым поднять топор!
– Похоже, вам удалось обнаружить множество ошеломляющих фактов за самый короткий срок. Чуть ранее вы упомянули, что рекрутировали себе в команду звезду нью-йоркской полиции Дэйва Гурни – того самого детектива, который недавно перечеркнул официальную версию дела о Добром Пастыре. Это Дэйв Гурни и стоит за всеми новыми сведениями?
– Скажем так, Брайан: я возглавляю очень сильную команду. Я заказываю репертуар, и у меня есть отличные оркестранты, чтобы его исполнить. У Гурни самый блестящий послужной список по раскрытию убийств за всю историю нью-йоркской полиции. И я приставил к нему идеального партнера, Джека Хардвика – детектива, которого вынудили уйти из полиции за то, что он помогал Гурни докопаться до истины в деле о Добром Пастыре. А все вместе мы получаем чистейший динамит – бомба за бомбой. Честно скажу – с их помощью я намерен взорвать дело Спалтеров к чертовой матери.
– Лекс, у вас вышла идеальная заключительная фраза. А наше время как раз подходит к концу. Спасибо огромное, что уделили нам внимание сегодня вечером. С вами был Брайан Борк из «Криминального конфликта», ваш обозреватель на самых взрывоопасных судебных битвах!
Внезапно раздавшийся за спиной голос заставил Гурни вздрогнуть.
– Что смотришь?
В дверях кабинета стояла насквозь промокшая Мадлен.
– Под дождь попала?
– Там льет. Ты не заметил?
– Увяз в этом вот – во всех смыслах.
Он показал на компьютер.
Мадлен вошла в комнату, чуть нахмурившись, посмотрела на экран.
– Что это он сейчас про тебя говорил?
– Ничего хорошего.
– А звучало хвалебно.
– Не всегда хорошо, когда тебя хвалят. Сильно зависит – кто именно.
– А кто это говорил?
– Пустобрех, которого Хардвик раздобыл для Кэй Спалтер.
– И в чем проблема?
– Мне не нравится слышать свое имя по телевизору, особенно из уст самовлюбленного болвана и таким тоном.
Мадлен явно встревожилась.
– Думаешь, он этим всем навлекает на тебя опасность?
А думал Гурни (хотя не стал говорить этого, чтобы не напугать жену), что когда убийца знает тебя в лицо раньше, чем ты его, – расстановка сил на игровом поле уже не в твою пользу.
Он пожал плечами.
– Не люблю публичность. Не выношу, когда версии по делу вываливают средствам массовой информации. Не люблю преувеличений. А больше всего не люблю самодовольных и громогласных адвокатишек.
Однако передача вызвала в нем еще одно чувство, о котором он не упомянул: радостное возбуждение. Хотя все его недовольные замечания были искренни, Гурни все же не мог не признать, пусть даже лишь для себя самого, что пустобрех вроде Бинчера очень даже способен встряхнуть все дело, спровоцировать различные заинтересованные стороны на новые, разоблачающие их шаги.
– Ты уверен, что тебя беспокоит только это?
– А разве мало?
Она посмотрела на него долгим, тревожным взглядом, яснее слов говорившим: «Ты ведь так и не ответил на мой вопрос».
Гурни решил подождать со звонком Хардвику до утра и тогда уж первым делом обсудить с ним сногсшибательное выступление Бинчера.
И вот теперь, в половине девятого утра, решил подождать еще немного – хотя бы сперва кофе выпить. Мадлен уже сидела за столом. Он принес чашку и для себя и сел напротив. В ту же секунду зазвонил городской телефон. Гурни бросился назад в кабинет, чтобы ответить.
– Гурни слушает. – Это была его старая, полицейских времен привычка отвечать так по телефону, он думал, что уже избавился от нее.
Хриплый, низкий, чуть ли не сонный голос, раздавшийся на другом конце провода, оказался ему незнаком.
– Здравствуйте, мистер Гурни. Меня зовут Адонис Ангелидис. – Собеседник помолчал, словно ожидая, что его тут же узнают. Однако не услышав ответного отклика, продолжил: – Я так понимаю, вы работаете с человеком по фамилии Бинчер. Это правда?
Вот теперь ему удалось безраздельно завладеть вниманием Гурни – особенно учитывая, что того подстегивали воспоминания о разговоре с Кэй Спалтер: та упомянула человека, известного как Донни Ангел.
– А почему вы спрашиваете об этом?
– Почему я спрашиваю? Из-за его выступления в телепередаче. Бинчер очень часто упоминал ваше имя. Вы ведь в курсе, да?
– Да.
– Отлично. Вы следователь, верно?
– Да.
– И знаменитый, верно?
– Насчет этого не скажу.
– Смешно. «Насчет этого не скажу». Мне это нравится. Скромный малый.
– Мистер Ангелидис, чего вы хотите?
– Я-то сам ничего не хочу. Но полагаю, могу рассказать вам кое-что, что вам надо знать.
– Что же это?
– Такое нужно обсуждать лично. Я мог бы уберечь вас от кучи проблем.
– И какого рода проблем?
– Да от всех в мире. И еще это вопрос времени. Я сэкономлю вам массу времени. Время очень ценно. У нас его не так-то много. Понимаете, о чем я?
– Хорошо, мистер Ангелидис. Мне нужно знать, о чем речь.
– О чем? Да о вашем грандиозном проекте. Услышав вчера по телевизору Бинчера, я сказал себе – да это ж все сплошное дерьмо, они ни хрена не знают, что делают. Он там чепуху молол – вы только время зря потеряете, вконец запутаетесь. Вот и решил сделать вам одолжение, вывести на прямую дорожку.
– На прямую дорожку куда?
– К ответу на вопрос, кто убил Карла Спалтера. Вы ведь это хотите узнать, верно?
Глава 25
Жирдяй Гас
Гурни, как и собирался, позвонил Хардвику, удержавшись от нападок на манеру поведения Бинчера. В конце концов, он ведь собирался встречаться с Донни Ангелом в два часа в ресторане в Лонг-Фоллсе: встреча могла изменить все дело – а ей он был обязан именно выступлению Бинчера.
Выслушав пересказ разговора с Ангелом, Хардвик без особого энтузиазма поинтересовался, не нужно ли Гурни прикрытие или, например, прослушка – на случай, если в ресторане что-то пойдет не так.
Гурни отклонил оба предложения.
– Он будет предполагать возможность, что я пришел с прикрытием, а в таком деле предположения уже достаточно. Что же до прослушки, он и ее заподозрит и примет все предосторожности, какие сочтет нужным.
– Ты хоть примерно догадываешься, что за игру он затеял?
– Догадываюсь только, что он не в восторге от направления, которое мы, по его мнению, разрабатываем, и хочет нас с него сбить.
