Электричество и телефон. Электричество означает свет – то есть возможность видеть. А телефон? Зачем нужен телефон – особенно стационарный? Чтобы говорить и слушать.
Ни электричества, ни телефона.
Не видеть, не слышать, не говорить.
«Не видеть зла, не слышать зла, не говорить о зле».
Или он просто идет на поводу у разыгравшегося воображения, слишком увлечен собственной же идеей «послания»? Гурни прекрасно знал, что чрезмерное увлечение собственными гипотезами до добра не доводит. И все же – если это не послание, то что, черт возьми?
Выключив фонарик, он снова замер во тьме, сжимая пистолет, весь обратившись в зрение и слух. От кромешной тишины вокруг бросало в дрожь. Гурни сказал себе, что виной всему – ночное похолодание и сырость. Но уютнее от этого не становилось. Пора выбираться отсюда.
На полпути в Уолнат-Кроссинг он остановился у круглосуточного магазинчика купить стакан кофе. Сидя на парковке, прихлебывая кофе и перебирая в голове все, что случилось у Хардвика, и размышляя о том, что он мог бы или должен был сделать, он вдруг подумал, что надо бы позвонить Кайлу.
Он собирался оставить сообщение и удивился, услышав голос в трубке.
– Привет, пап, что стряслось?
– Да уйма всего.
– Правда? Но ведь тебе ж, черт возьми, это нравится, да?
– Думаешь?
– Знаю. Когда ты не перегружен работой, то изнываешь, оттого что тебе нечем заняться.
Гурни улыбнулся.
– Надеюсь, я не слишком поздно?
– Поздно? Да сейчас без пятнадцати десять. Это ж Нью-Йорк. Большинство моих друзей сейчас где-нибудь развлекается.
– Но не ты?
– Мы решили сегодня посидеть дома.
– Мы?
– Долгая история. Так что случилось?
– Вопрос к тебе как к человеку с опытом работы на Уолл-стрит. Даже не знаю, как сформулировать, я-то всю жизнь с убийствами вожусь, а не с бизнесом. Меня интересует вот что: скажем, если какое-то предприятие ищет источник финансирования – допустим, для расширения, – то слухи об этом пойдут или нет?
– Зависит.
– От чего?
– От размеров суммы, о которой идет речь. И от того, какого рода финансирование. И кто в этом участвует. В счет идет масса разных факторов. Чтобы запустить в движение фабрику слухов, необходимо крупное дело. На Уолл-стрит о мелочах болтать не станут. А о каком предприятии мы говорим?
– Нечто под названием Церковь Киберпространства – детище одного типа по имени Йона Спалтер.
– Да вроде о чем-то таком я слышал.
– И что именно?
– Киберцерковь…
– Киберцерковь?
– Да на бирже сплошь свой жаргон – кругом сокращения, как будто все слишком спешат, чтобы произносить слова целиком.
– Церковь Киберпространства числится на фондовой бирже?
– Не думаю. Просто там все слова сокращают. А что тебя интересует?
– Все, что о ней говорят и чего я не найду в «Гугле».
– Без проблем. Работаешь над новым делом?
– Апелляция по делу об убийстве. Пытаюсь нарыть факты, которые упустило первоначальное расследование.
– Здорово. И как продвигается дело?
– Интересно.
– Зная твою манеру говорить о работе, я бы сказал, это значит, что в тебя стреляли и чудом не убили.
– Ну… типа того.
– Чтооо? Я в точку попал? С тобой все в порядке? Тебя и правда пытались застрелить?
– Стреляли по дому, в котором я находился.
– Бог ты мой! И все из-за дела, которым ты занимаешься?
– Думаю, да.
– Как ты можешь оставаться таким спокойным? Стреляй кто по дому, где я нахожусь, я бы на стенку лез.
– Ну, целься он в меня лично, я бы тоже сильнее переживал.
– Ух ты. Будь ты героем комиксов, тебя звали бы Доктор Спокойствие.
Гурни улыбнулся, не зная, что ответить. Не так уж и часто они с Кайлом разговаривали, хотя после дела Доброго Пастыря больше, чем прежде.
– Может, заглянешь как-нибудь на днях?
– Конечно. Отчего бы нет. Здорово.
– Ты все ездишь на мотоцикле?
– А то. И в том шлеме, что ты мне дал. Твоем старом. Ношу вместо своего.
– А… ну… рад, что тебе подошел.
– По-моему, у нас головы одного размера.
Гурни рассмеялся, сам не очень-то зная, почему.
– Что ж, в любой момент, как сможешь выбраться, приезжай – будем рады тебя видеть. – Он помолчал. – Как учеба?
– Ни минутки свободной, чтения выше головы, но в целом здорово.
– Так ты не жалеешь, что завязал с Уолл-стрит?
– Ничуть. Ну, может, в очень редкие секунды. Но потом вспоминаю, сколько дерьма там шло в нагрузку – Уолл-стрит вымощена дерьмом, – и просто счастлив, что больше во все это не играю.
– Отлично.
Настало молчание, наконец нарушенное Кайлом.
– Ну так я позвоню кое-кому, поспрашиваю, не известно ли чего про Киберцерковь, и дам тебе знать.
– Чудесно, сынок. Спасибо.
– Целую, пап.
– И я тебя.
Закончив разговор, Гурни так и остался сидеть с телефоном в руке, раздумывая о причудливом характере его взаимоотношений с сыном. Мальчику исполнилось… сколько? Двадцать пять? Двадцать шесть? Сразу и не вспомнишь. И большую часть этого времени, особенно последние десять лет, они с Кайлом были… как бы сказать? Не то чтобы совсем чужими – слишком уж это эмоционально насыщенный термин. Отдалились друг от друга? Уж во всяком случае, подолгу не общались. Но когда все же общались, то с неизменной теплотой, особенно со стороны Кайла.
Возможно, объяснение было столь же простым, как и фраза его первой, еще университетских времен девушки, произнесенная ею в момент разрыва несколько десятков лет назад: «Тебе просто не нужны другие люди, Дэвид». Ее звали Джеральдиной. Они стояли возле теплицы в Ботаническом саду Бронкса. Цвели вишни. Начинался дождь. Она повернулась и побрела прочь, а дождь становился все сильнее и сильнее. С тех пор они ни разу не разговаривали.
Гурни посмотрел на телефон в руке. Наверное, стоит позвонить Мадлен, сказать, что он едет.
Голос у нее был сонный.
– Ты где?
– Прости, не хотел тебя будить.
– А ты и не разбудил. Я читала. Ну, может, задремала самую малость.
Его подмывало спросить, не «Войну и мир» ли она читает, – Мадлен читала эту книгу уже целую вечность, и та зарекомендовала себя как крайне действенное снотворное.
