Он отчетливо понимал, что бессознательно снова завел себя в крайне опасное и уязвимое положение идти на попятную совершенно невозможно. И остается лишь один путь – вперед. Мадлен была права. Отрицать бессмысленно: это закономерность, стереотип. С ним явно что-то не в порядке. Однако само по себе осознание этого факта не давало ответа на вопрос, что делать дальше. Он видел лишь один путь – вперед и только вперед, с ручными гранатами и всем прочим.
Включив компьютер, Гурни открыл видеофайлы с камер магазинчика в Лонг-Фоллсе.
Потребовался почти час, чтобы найти то, что он надеялся найти, – изображение миниатюрного человечка, шагающего по Экстон-авеню по направлению к камере. Гурни проследил, как он – а возможно, она – скрывается в подъезде. Гендерную идентификацию затрудняла дутая зимняя куртка; на голове была широкая шерстяная повязка, закрывающая уши, лоб и линию роста волос; солнечные очки оказались здоровенными, а толстый зимний шарф укутывал не только шею, но и подбородок. Можно было разглядеть только острый, чуть крючковатый нос и небольшой рот – как у курьера «Цветов Флоренции», которого Гурни видел в записях с камеры в «Эммерлинг Оукс». Собственно говоря, повязка на голове, очки и шарф вроде бы такие же, как те, что были на прошлом видео.
Гурни отмотал видео примерно на минуту назад и снова проиграл тот кусочек, где подозреваемый шел по улице к подъезду. В отличие от записи из «Эммерлинг Оукс», сейчас он был без цветов. Зато со свертком. Узким свертком трех-четырех футов в длину, завернутым в красно-зеленую рождественскую бумагу и с большим декоративным бантиком посредине. Гурни улыбнулся. Самый невинный способ пронести снайперскую винтовку по улице в декабре.
Гурни посмотрел на отмеченное внизу экрана реальное время, когда незнакомец зашел в дом. 10:03 утра. Семнадцать минут до выстрела, сразившего Карла Спалтера.
В 10:22 – всего через две минуты после выстрела – тот же человек преспокойно вышел из здания и зашагал дальше по Экстон-авеню, прочь из поля видимости камеры.
Гурни откинулся на спинку кресла, обдумывая всю важность увиденного.
Во-первых, из всего этого напрашивался вывод, что стреляли и в самом деле из той квартиры, где было найдено ружье. Время ухода предполагаемого снайпера делало все прочие сценарии в высшей степени затруднительными, если не вовсе невозможными – что лишь усложняло загадку с фонарным столбом.
Во-вторых, подозреваемый с видео явно не был Кэй Спалтер. На Гурни нахлынула волна гнева против Клемпера, смыв заодно и все переживания по поводу нарушенного «соглашения». Одной этой видеозаписи было более чем достаточно, чтобы снять обвинение с Кэй Спалтер. Эта улика, как минимум, обеспечивала повод для оправданного сомнения и поддерживала вполне правдоподобную альтернативную версию произошедшего, демонстрируя другого потенциального подозреваемого. Одной этой записи хватило бы, чтобы предотвратить осуждение и заточение Кэй. И сознательное утаивание столь весомого доказательства – по всей вероятности, в отплату за сексуальные утехи с Алиссой Спалтер – было уже не только преступным, но и непростительным.
И в-третьих, пора наконец перестать думать о подозреваемом с видеозаписей, сделанных на Экстон-авеню и в доме престарелых как о просто «неизвестном». Пора уже начать называть его тем именем, что он сам себе выбрал, – Петрос Паникос.
Вот это оказалось нелегко. Что-то в голове отчаянно сопротивлялось идее связать хрупкую, почти изящную фигурку с букетом хризантем в одном случае и ярким рождественским свертком в другом – и буйного психопата из описаний Интерпола и Адониса Ангелидиса. Психопата, забившего гвозди в глаза, уши и горло Гаса Гурикоса. Психопата, поджегшего три дома в Куперстауне и погубившего шестерых ни в чем не повинных людей, а потом отрезавшего голову жертве.
О господи, а в тот вечер он тоже пел? Гурни даже думать об этом не хотел. Это принадлежало к миру ночных кошмаров – а сейчас было время размышлять более здраво. Время обменяться мыслями с Хардвиком и Эсти. Согласовать следующие шаги.
Взяв телефон, он стал звонить Хардвику. Собирался оставить сообщение и очень удивился, когда тот ответил на звонок сразу же – и с ходу занял оборонительную позицию.
– Звонишь устраивать разборки из-за Борка?
Гурни решил, что этот разговор лучше отложить на потом.
– Подумал вот, надо встретиться.
– Зачем?
– Планирование? Координация? Сотрудничество?
Настала короткая пауза. Потом очередной – короткий на этот раз – приступ кашля.
– Ну ладно. Конечно. Когда?
– Как можно скорее. Например, завтра утром. Ты, я и Эсти, если сумеет вырваться. Пора выложить на стол все факты, вопросы и гипотезы. Может, как сложим все детали вместе, поймем, чего не хватает.
– Давай. – Голос у Хардвика, как обычно, звучал скептически. – И где?
– У меня.
– С чего вдруг?
Честно говоря, основная причина заключалась в том, что Гурни хотел восстановить хоть какое-то подобие контроля над ситуацией – ощутить, что твердо держит штурвал в руках. Но сказал он иное:
– У тебя дом уже продырявлен пулями. А у меня нет.
Без особого энтузиазма согласившись встретиться завтра в девять утра у Гурни дома, Хардвик вызвался передать сообщение Эсти, поскольку все равно собирался о чем-то с ней говорить. О чем-то личном. Гурни предпочел бы сам позвонить ей – опять же, ради этого обманчивого ощущения руки на штурвале, – но не мог придумать убедительную причину, чтобы на этом настаивать.
Они закончили разговор. Ни один, ни другой так и не затронули ни вопрос «сделки» с Клемпером, ни то, как Гурни сослался на нее в последнем голосовом сообщении.
Когда Гурни вышел из кабинета, Мадлен как раз показалась из спальни. Перетащив собранную утром спортивную сумку в машину, она вернулась еще раз напомнить ему про клубнику для кур.
– Знаешь, – откликнулся он, – Оззи Бэггот, тот, что живет чуть ниже по дороге, просто-напросто раз в день выносит курам ведро всяких объедков – и они, похоже, прекрасно обходятся.
– Оззи Бэггот – гнусный маньяк. Он бы швырял отбросы на задний двор, даже если б там никаких кур и не было.
Немного поразмыслив, Гурни понял, что с этим не поспоришь.
Они обнялись, поцеловались, и она ушла.
Когда ее машина скрылась за сараем, последний краешек закатного солнца исчез за западным гребнем.
Глава 44
Азарт погони
Гурни снова вернулся к себе в кабинет. В сгущающихся сумерках лес выше по склону из многоцветно-зеленого превратился в тусклый серо-зеленоватый. Гурни невольно вспомнился склон напротив дома Джека Хардвика – склон, откуда прогремел выстрел, перебивший электрические и телефонные провода.
Мысли Гурни снова начали вращаться вокруг обрывков и кусочков дела Спалтеров – особенно тех, что не состыковывались с общей картиной. На ум пришло правило, которое упорно вдалбливал им один из инструкторов продвинутого курса по интерпретации улик: «В конечном итоге кусочки, которые никуда не влезают, оказываются самыми важными».
