Молчание прервал тихий рокот, исходящий непонятно откуда – казалось, от самой земли. Или от неба? Скорее всего – дальние раскаты грома, подхваченные и приглушенные окрестными холмами и долинами. Когда рокот умолк, словно ворчание старого пса, его сменило неуютное безмолвие, жуткое затишье, которое в силу каких-то прихотливых игр сознания вызвало в памяти Гурни детское воспоминание о мертвящей полосе отчуждения, ничьей земле между его родителями.
Именно этот неприятный поворот потока сознания наконец убедил Гурни, что ему отчаянно требуется сон, и погнал в постель – но сперва Гурни запер все окна и двери, прочистил и зарядил «Беретту» тридцать второго калибра и положил надежный маленький револьвер рядом с собой на ночной столик.
Часть четвертая
Триумф справедливости
Пролог
Тигриный рык
Дрозды галдят отчаянно.
Он отрывает взгляд от телефона, в который вводил особый список номеров. Он знает: для дроздов этот галдеж – способ защиты территории, сигнал тревоги для всех собратьев, призыв объединиться против чужака.
Впрочем, ни одно из собственных его электронных охранных устройств не мигает – а значит, людей вокруг нет. Но он все равно по очереди выглядывает в каждое из четырех маленьких окошек в стенках крохотного строеньица из шлакобетона, осматривает бобриную заводь и болотистый лесок вокруг.
На верхушках трех торчащих из воды мертвых деревьев покачиваются вороны. Ага, вот они, виновницы переполоха среди дроздов. Вот кому адресованы высокие, пронзительные крики. Мысли о бдительности дроздов очень его ободряли. Совсем как скрипящие ступеньки – вовремя предупредят о незваных гостях.
Или как сама эта тесная, унылая хибарка посреди сотен акров чахлых, низкорослых деревьев и болот. Находиться в ней очень спокойно. До нее трудно добраться, и на вид она совсем утлая – идеальное временное пристанище. У него было много таких временных жилищ. Мест, где можно устроиться на время очередного задания. На время выполнения контрактов. Конкретно это место, куда не вело ни одной тропы, видимой с проезжей дороги, всегда казалось ему надежнее остальных.
Жирдяй Гас олицетворял другой тип улик. Улик, связанных с секретной информацией. Потенциально губительной информацией. Однако эти улики стерты, стерты совсем. Отчего дело с Бинчером, Хардвиком и Гурни становится особенно непостижимым. Особенно бесит.
При мысли о Бинчере взгляд его скользит в темный угол голого, точно гараж, помещения. К синему с белым пластиковому переносному холодильнику для пикников. Питер Пэн улыбается. Однако улыбка быстро гаснет.
А все потому, что кошмар возвращается к нему, как и прежде, – теперь он даже еще живее. Кошмарные образы теперь почти не покидают его – с того самого мгновения, как он заметил колесо обозрения на ярмарке.
Колесо обозрения просочилось в его кошмар – встало в один ряд с несущейся от каруселей музыкой, жутким смехом. Отвратительный, вонючий, сопливый клоун. Басовитый, вибрирующий тигриный рык.
А теперь еще Хардвик и Гурни.
Кружат вокруг, все ближе и ближе.
Воронка сужается, решающее столкновение неизбежно.
Риск велик, но и награду сулит немалую. Неимоверное облегчение.
Возможно, удастся наконец стереть тот кошмар.
Он идет в самый темный угол комнаты к маленькому столику. На столе стоит большая свеча, рядом коробок спичек. Взяв спички, он зажигает свечу.
Зажигает свечу и смотрит на язычок пламени. Ему нравятся форма, чистота, сила огня.
Он рисует в воображении открытое столкновение. Языки пламени. По лицу снова расплывается улыбка.
Он возвращается к телефону – продолжает вбивать особые номера.
Пронзительно галдят дрозды. Вороны беспокойно покачиваются на верхушках черных сухих деревьев.
Глава 54
Загнан в угол
Гурни не придавал особого значения снам. В противном случае фантасмагорический марафон этой ночи дал бы ему пищу для доброй недели непрерывного анализа. Однако он придерживался прагматической точки зрения – и, как правило, весьма невысокого мнения – об этой диковинной веренице образов и событий.
Он давно привык верить, что все они – не больше, чем побочный продукт еженощного процесса обработки и каталогизации, проводимого мозгом в ходе переноса записанного опыта из краткосрочной памяти в долгосрочную. Обрывки зрительной и слуховой информации перемешиваются, налетают друг на друга, нити повествования натягиваются, эпизоды разыгрываются – но смысла во всем этом не больше, чем если нарезать лапшой ворох старых фотографий, любовных писем или деловых бумаг и дать их перетасовать обезьяне.
Единственным практическим результатом ночи беспокойных видений стала повышенная потребность в сне, отчего Гурни встал на час позже обычного и с легкой головной болью. Когда он наконец сделал первый глоток кофе, солнце, бледное в тонкой утренней дымке, уже поднялось над восточным гребнем. Гурни все не покидало ощущение неестественной тишины, возникшее минувшей ночью после зловещего воя в холмах.
Он чувствовал, что загнан в угол. Загнан в угол собственным нежеланием вовремя прекратить всю эту игру. Собственным стремлением держать все в своих руках, допытываться, доводить до конца. Своим же собственным «планом» переломить ход событий, спровоцировав убийцу на глупый и роковой риск. Болтаясь взад-вперед по воле разнонаправленных течений, одно из которых сулило успех, а второе – полное поражение, Гурни предпочел искать утешения в действии.
Хардвик должен был к вечеру привезти от Скрэнтона видеокамеры. Значит, остается завтрашнее, воскресное утро на то, чтобы установить их так, чтобы засечь любого, кто приблизится на расстояние мили к дому Гурни. Продуманная установка камер наблюдения играла в этой задаче жизненно важную роль, а выбрав места сегодня, можно сэкономить драгоценное время завтра.
Гурни отправился в кладовку и натянул резиновые сапоги до колен – защиту от колючих веток чертополоха, ежевики и дикой малины. Заметив, что в помещении еще попахивает тухлым после вчерашнего петуха, он открыл окно и впустил свежего воздуха, а тем временем пошел к груде материалов, предназначенных для постройки курятника, и выудил оттуда металлическую рулетку с метром, моток желтой бечевки и складной нож. Захватив это все с собой, он двинулся к лесу на дальней стороне пруда, чтобы начать поиск и разметку мест для видеокамер.
Цель состояла в том, чтобы выбрать такие точки, чтобы установленные там видеокамеры, активируемые движением, и беспроводные передатчики полностью просматривали лес и луга на подходе к дому. По словам Хардвика, каждая камера должна была определять координаты местоположения и отображать эту информацию вместе с самим видео на приемный монитор в доме, так что местонахождение Питера Пэна – или любого другого чужака – мгновенно станет известно.
Размышляя над техническими характеристиками оборудования, Гурни испытывал если и не оптимизм, то хотя бы некоторое освобождение от страха, что план слишком ненадежен и не сработает. Процесс сосредоточенного измерения углов и расстояний тоже возымел на него благотворное воздействие. Принявшись за дело с решимостью и твердой дисциплиной, он справился с задачей за четыре с небольшим часа.
