Кто-то барабанил в дверь, и я слышал голос, спрашивающий: "Все ли в порядке?" Приятно знать, что мои новые соседи такие заботливые личности.
Проснулся я рано. Самые удобные для лежания половицы имеют такой эффект.
Радуясь жизни, несмотря на головную боль, я вышел поохотиться за завтраком. Ночные закусочные в Рыбных прудах казалось были редкостью, что могло стать неудобством при моем беспорядочном образе жизни. Но в конце концов я нашел пивнушку, полную злых мух, где мутноглазый подавальщик сунул мне ломоть древнего хлеба с соленым огурцом и сказал, что еда только на вынос.
Было слишком рано, чтоб наблюдать за домом Северины. Однако, об этой маленькой хищнице нельзя было забывать. У клиентов есть необоснованная привычка ожидать быстрого результата, поэтому мне скоро надо будет отчитываться.
Ноги понесли меня на восток. Они дотащили меня до подножия Эсквилина, в старую часть города, которую люди все еще называют Субура, хотя она носила кучу имен после того, как Август
73 расширил границы города и перекроил административные округа. Некоторые люди ворчат, мол тогда Рим потерял весь свой характер; однако я смею сказать, что когда Ромул
74 прокладывал первую борозду, отмечая границы города, вокруг него на Семи холмах
75 стояли старые крестьяне и бубнили в лохматые бороды, мол жить в этом новомодном поселении волчонка совершенно не стоит…
Субура все еще сохраняла свой республиканский характер. Большая часть ее была уничтожена при Нероне в Великом пожаре. После него он забрал большую часть образовавшегося пустыря с обгорелыми развалинами под свой Золотой Дом
76, его огромные парки и площадки для развлечений. Также он приказал отстроить Рим заново, разметив улицы в виде правильной геометрической сетки. (даже Нерон признал, что его Золотой Дом достаточно велик для такого маленького человечка, поэтому не было необходимости планировать дальнейшие расчистки под нужды императора). На самом же деле, многие улицы при восстановлении были, вопреки указу императора, проложены на месте старых. Мне это по сердцу. В Империи слишком много похожих друг на друга пресных городов с одинаковой прямоугольной сеткой однообразных кварталов.
Этот район был когда-то самым грязным в городе. Теперь было много соперников, боровшихся за эту честь. Субура походила на пожилую шлюху; у нее все еще была подмоченная репутация, хотя действительность уже была не такова. Но тебя все равно могли тут ограбить. Как и повсюду, на этих улочках, где можно пройти только по одному, в грабителях не было недостатка. Их прием был: рука на горле, нож под ребро, сорвать кошелек и перстни, и перепрыгнуть жертву, роняя ее лицом в грязь.
Я был в полном рассудке. Я знал Субуру, правда не настолько, чтоб узнавать людей по лицам, и не настолько, чтоб местные злодеи избегали меня.
Я пришел сюда с намерением копнуть поглубже прошлое Северины. Секретарь претора Лузий упомянул, что ее первый муж, торговец бусами Моск, был владельцем магазина, который все еще существовал где-то здесь. Я начал искать ювелиров. Они обычно знают, где болтаются их конкуренты. И действительно, с третьей попытки мне указали правильное направление, и я подошел к лавке как раз, когда она открывалась.
Новый продавец был, вероятно, еще одним бывшим рабом из дома Севера Моска, теперь свободный и работающий на самого себя. Он торговал всякого рода камнями, от инталий, что он вырезал на поверхности драгоценных камней, до камей благородного рисунка. Он использовал всякие сорта полудрагоценных камней, но предпочитал агаты – бледно голубые, с молочно-белыми прослойками; белые камни, с просвечивающими зелеными и красными охряными прожилками; полупрозрачные угольно-черные; строгие матовые цвета кожи и бронзы. Он уже сидел на скамейке, сортируя крошечные золотые бусинки. Очевидно, всю работу он делал сам.
– Привет! - крикнул я. – Это здесь живет Север Моск? Мне сказали искать его тут; моя мать была знакома с его…
Он посмотрел на меня задумчиво:
– Они знакомы по Тускулу
77?
У него был необычно писклявый голос для человека, державшегося столь солидно.
Подумав, что это может быть ловушка, я неопределенно пожал плечами.
– Может быть. Моя ма жила в разных местах. Она мне об этом рассказывала; Признаюсь, я слушал ее недостаточно внимательно…
– Моск умер.
– Нет! – присвистнул я. – Значит я напрасно потратил время проделав этот путь. Слышь – моя старая мамочка обязательно спросит: можешь ли ты мне сказать, как это случилось?
Продавец облокотился о прилавок и рассказал мне о сердечном приступе от перегрева в амфитеатре.
– Не повезло. Сколько ему было?
– Шестьдесят.
– Не возраст!
Ответа не последовало.
– У него была семья? Моя ма захотела бы, чтоб я выразил им соболезнования.
Я думал, что лицо мужчины было сковано.
– Нет, – сказал он.
Это было странно; и неправильно.
– А ты?
Я держался дружески напористо, словно грубый провинциал.
– Ты теперь владеешь его делом, ты как-то был связан с ним?
– Я работал с ним. Он меня хорошо обучил; я стал заведовать делами, когда он начал чувствовать свои годы, а после того, как он скончался, я полностью заменил его.
Я восхищался его товаром. Тут было все: от ниток дешевого коралла до сказочно красивых подвесок из сардоникса, размером в половину моего кулака.
– Восхитительно! Я знаю даму, которая с радостью примет любой предмет с твоего прилавка…
Не то, чтоб я пытался, с домом, полным всякой мебели, что-то тут купить. У Елены было достаточно всяких ювелирных украшений. Большинство из них было лучше, чем я мог себе позволить; не было смысла соперничать.
– Слышь, не пойми меня неправильно, но я уверен, что моя ма говорила мне, мол Моск был женат.
– Она снова вышла замуж, – ответил он кратко, но не особо угрюмо. – Эту лавку я арендую у нее. Что-нибудь еще хочешь узнать о Моске, сынок? Где у него были родинки, или размер обуви?
