Ма была очень расстроена. А еще было досадно, то, что меня представили перед моим банкиром как ненадежного типа. Ограничение моего кредита в будущем было действительно грязным трюком.
После того, как я успокоил свою мать, я почувствовал необходимость, чтоб кто-нибудь утешил и меня, таким образом я направился к Капенским воротам. И снова неудача: Елена была дома, но вместе с ней там была и половина состоятельной родни Камилла – сенатор давал прием по случаю дня рождения какой-то престарелой тетушки. Привратник, который мог понять по моему неофициальному наряду, что меня не удостоили чести быть приглашенным, позволил мне войти, только чтоб получить удовольствие, наблюдая, как меня снова вышвырнули наружу слуги.
Елена появилась из приемной залы, успокаивающая мелодия флейты звучала позади нее, прежде чем она закрыла дверь.
– Извини, если это неудачное время…
– Это что-то вроде события, – заметила Елена холодно, – видеть тебя вообще!
Дела шли неважно. Утро у Северины лишило меня желания шутить. Я устал; я хотел, чтоб меня успокоили и со мной понянчились. Вместо этого Елена упрекала меня, что мол я, возможно, был бы приглашен на вечеринку, если бы был рядом прошлой ночью, когда ее отец все организовывал. Помимо приятного известия, что ее отец забыл о дне рождения тетушки до самой последней минуты, я так же заметил, как Елена была смущена, не зная, когда она сможет снова увидеть (если вообще сможет) своего неуловимого поклонника.
– Елена, сердце мое, – извинялся я подобострастно, – везде где я, и ты там…
– Дешевая философия!
– Дешевая – значит простая, простая – значит истинная!
Дешево означает просто неубедительно. Она сложила руки:
– Фалько, я женщина, таким образом я считаю, что моя верность будет считаться как само собой разумеющееся. Я знаю, что мое место – ждать, пока ты валяешься дома пьяный, или больной, или и то и другое вместе…
Я сложил свои руки как обычно, неосознанно имитируя ее. Зловещий синяк чуть ниже локтя, должно быть, стал видим.
– Елена, я не пьян.
– На тебе следы драки!
– Я в порядке. Послушай, не противься. Я глубоко увяз в этом деле; у меня есть проблемы, но я могу с ними справится…
– О! Я забыла, – усмехнулась она, – ты же мужик! Самая мягкая критика будит в тебе худшие черты…
Временами я задавался вопросом, о чем я думал, позволяя себе терзать откровенной фурии без чувства времени. Так как я был не при исполнении обязанностей, и возможно, не подготовлен к вероятным неприятностям, я позволил себе упомянуть это, затем добавил очень риторическое описание излишне поспешного на выводы языка ее светлости, ее горячий характер и полное отсутствие веры в меня.
Наступила тишина.
– Марк, скажи мне, где ты был?
Ее тон подразумевал, что она в плохом настроении. Я окинул ее критическим взглядом; дурное расположение духа Елены выражалось в наряде: на ярко карминовое платье было наброшено ожерелье из стеклянных бусин в виде головок гиацинтов, и в таком виде она бесстрашно отправилась развлекаться в шумной компании. Я собирался ответить ей недовольным подшучиванием, когда некий молодой человек вышел из зала для приема.
В честь дня рождения тетушки сенатора он надел тогу, чей роскошный ворс бросал упрек моей вытертой лоснящейся повседневной тунике. Сияющий венок украшал его завитые волосы. У него был строгий вид аристократа, который большинство женщин считает привлекательным, даже если этот эффект происходил из за феноменальной надменности.
Он ожидал, что Елена представит нас. Я знал ее лучше; она была раздражена, что ее прервали. Я улыбнулся ему, демонстрируя терпимость:
– Добрый вечер. Член семьи?
– Приятель моих братьев, – вмешалась Елена, быстро оправившись.
Этот аристократик смотрел с подозрением на мое присутствие, но она дала ему распоряжение в своей обычной манере:
– Мы с Фалько обсуждали дела, если ты не против.
Успокоенный, он вернулся в приемный зал.
Я подмигнул Елене:
– Приятель братьев, а?
– Это собрание для пожилых; мои родители пригласили его, чтоб мне было с кем поболтать. Тебя ведь не было под рукой.
– Тем лучше, дорогая. Твои родители ведь не хотели бы видеть меня тут.
– Фалько, а я, возможно, я хотела бы.
– Ты, кажется, это и делаешь.
– Приходится! – с пылом обвинила она меня.
– Во всяком случае, отец спросил бы о тебе, но кто знает, где ты теперь живешь?
Я сообщил ей свой новый адрес. Она ответила, что теперь отец сможет послать мне старый диванчик из библиотеки, который он обещал.
– Отец вчера пытался срочно связаться с тобой. К нему подходил Анакрит.
– Это не человек, а сущая чума! – выругался я.
– Тебе придется с этим что-то делать. Если он будет преследовать тебя, как ты выполнишь свою работу?
– Я разберусь с этим.
– Обещаешь?
– Да. Жизнь становится невыносимой.
Я вернулся к вопросу о своей новой квартире:
– Я занимаю две комнаты, в третьей мой офис, так что остается одна, которая с легкостью может стать твоей. Ты знаешь, чего я хочу…
– Терпеливую домохозяйку, свободного партнера в постели, и кого-то отважного, чтоб прибить мокрицу, вылезшую из-под половицы!.. Нет, не так, – поправила себя Елена. – Кого-то робкого, кто позволит тебе изображать из себя жутко крутого, убивая насекомых!
– Ладно, предложение остается в силе, хотя я больше не буду напоминать о нем.
Она знала, просить ее внимания не в моем стиле.
– Твой благородный па ждет тебя на вечеринке, мне лучше уйти.
Елена отреагировала со своей обычной задиристостью:
– Так иди же.
Затем она смягчилась:
– Ты придешь снова?
– Когда получится, – ответил я, принимая смягчение ее тона, как извинение. – Просто мне есть о чем подумать. Но сейчас я встретил женщину, и чтоб разрешить задачу по умному, мне надо держаться к ней поближе.
– Ты имеешь в виду, что не придешь, пока не закончишь дело?
– Это звучит, как "проваливай".
Елена выставила вперед подбородок.
– Это я получила "проваливай". Это было благоразумное предложение.
Я сжал зубы:
– Боги, как я ненавижу благоразумных женщин! Тебе решать. Я приду, как только ты позовешь меня. В любое время, когда ты захочешь меня увидеть, ты знаешь, где меня найти.
Я ждал, что она станет просить меня передумать, но Елена Юстина была не менее упряма, чем я. Мы не в первый раз уперлись в какой-то бессмысленный тупик.
