– Ты в порядке?
– Так много всего, о чем надо подумать.
Я осторожно приблизился.
– Зотика?
Она глаза были совершенно бесчувственны и неподвижны, признак настоящего шока. На мгновение она прижала руку ко лбу. Затем она заплакала.
Сдерживая раздражение, я сказал:
– Первое правило для информатора: от плачущих женщин пользы не будет.
– Тогда не стой у них на пути! – огрызнулась Северина.
Я взял ее осторожно под локти и подвел к дивану. Она села, не сопротивляясь, затем отвернулась и всхлипнула. Я взгромоздился рядом и позволил ей справится с рыданиями.
– Извини за это, – наконец пробормотала она, наклонившись вперед, чтоб вытереть лицо о край своей туники. Я краем глаза заметил ее колено, которое нашел странно отвлекающим.
Она медленно дышала, словно смиряясь с некоей неожиданной скорбью. Она явно играла на публику. Она должна была так действовать. Я вспомнил Лузия, клерка претора, который сказал, что Северина под действием стресса вела себя естественно и сдержанно, а приятель Лузий казался довольно наблюдательным. Несмотря на это, я чувствовал, что потребность выпустить все эти эмоции, была отчасти подлинной.
– Надеюсь, у тебя есть история, подготовленная для следственного чиновника?
Она смотрела вперед, все еще в своего рода трансе.
– А еще лучше, – подкинул я мысль, – почему бы тебе не рассказать доброму Дядюшке Марку, что именно произошло, и не позволить ему самому разобраться со всем этим?
Северина вздохнула, вытянув свои маленькие ноги перед собой. Ее стопы, и то, что я мог видеть выше (больше чем обычно), были покрыты веснушками. Такими же были и ее обнаженные руки.
– Брось это, Фалько!
– Ты не собираешься поговорить со мной?
– Если бы я отравила Нова, то, конечно, нет!
– Это ты сделала?
– Нет, Юнона и Минерва! Если бы все, что мне было нужно – его деньги, какой в этом был бы смысл?
– Я думал об этом.
– Блестяще! Итак, какое извращенное объяснение ты придумал?
– Я уверен, его убила ты, но я понятия не имею, зачем.
Она вскочила на ноги:
– Дидий Фалько, у тебя нет никаких причин оставаться здесь! Или арестовывай меня или убирайся…
– Что ты делаешь, Зотика?
– Я иду за кувшином вина в столовую и потом намерена напиться!
Мое сердце предупреждающе заколотилось, но я сказал себе, что это может быть единственным шансом, когда я получу возможность склонить Северину сказать что-нибудь неосмотрительно.
– Ох, сядь, женщина! Я принесу кувшин. Прими пару советов от специалиста: напиваться быстрее, а также веселее, если у тебя есть друг, чтоб помочь!
XXXVII
Зачем я это делаю? (Зачем вообще кто-то это делает?)
Я нашел чаши на буфете, и полупустую амфору чего-то, что имело резкий вкус, того сорта вынужденного питья, которое непременно сделает вас больным. Северина принесла кувшин холодной воды. Мы не заботились о приправах. Наше взаимное недоверие, привнесло бы достаточно горечи, если бы мы нуждались в ней.
Мы сели на пол, головы нам подпирала кушетка позади нас. Сначала мы молчали.
Даже после пяти лет работы в качестве информатора, находка мертвого тела всегда выбивала меня из колеи. Я позволяю всплывать в памяти образу, который сам просится наружу: Нов, с ягодицами обнажившимися в той неприличной конвульсии. Нов, лежащий лицом на полу, с выражением абсолютного ужаса…
– С тобой все в порядке, Фалько? – тихо спросила Северина.
– Убийство задевает меня. Хочешь, чтоб я описал сцену смерти?
Я заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она сжала ножку своей керамической чаши.
– Я, может быть, сумею вынести это!
Я рассказал ей про самые худшие моменты. Я поберег себя, чтоб не вдаваться в остальные подробности. Северина пополнила свой кубок вином. Мы сами обслуживали себя, не позволяя формальностям мешать нам. Это было как пить с мужчиной.
– Ты часто так делаешь? – спросил я.
– Нет! – призналась она. – А ты?
– Только когда улетучивается память о головной боли после прошлого раза. Если мы тут вместе выпиваем, можно мне звать тебя по имени?
– Нет.
Она на мгновенье сжала зубами свой большой палец.
– Считать ли мне тебя своим добрым Дядюшкой Марком?
– Я Фалько, и я не добрый.
– Я вижу! Пьяный, но держишь себя в руках! – она рассмеялась. Всякий раз, когда Северина смеялась, она казалась мне высокомерной, и это раздражало меня.
– Я думаю, у нас с тобой больше общего, чем ты готов признать, Фалько.
– Мы не имеем ничего общего!
Я плеснул еще вина в свою чашу.
– Нов мертв. Что дальше, Зотика?
– Ничего.
– "Что" было неправильным словом. Я должен был спросить "Кто?".
– Не будь таким настырным! – сказала она мне, но сказала с полуулыбкой и блеском глаз за светлыми ресницами. Она осмеливалась задавать мне и более резкие вопросы. Допрос был острым ощущением.
Я знал, как обходиться с подозреваемым, которому нравилось быть в центре внимания. Вместо этого я лениво растянулся.
– Никогда снова, а? Походит на то, что я всегда имел обыкновение говорить, когда какой либо непостоянный предмет моих увлечений смылся с моими деньгами и разбил мое сердце.
– Говоришь в прошедшем времени? – тут же набросилась на меня Северина, не в силах удержаться.
– Слишком стар. Вертихвостки предпочитают мальчиков, которые как огонь в постели, и позволяют собой помыкать…
– Ты романтик, Фалько, – выругалась она, как будто что-то заставило ее насторожится. – Почему ты никогда не отвечаешь прямо?
– Мне становится скучно, – признался я. – Это достаточно прямо?
Мы оба пьяно фыркнули.
***
Северина сидела слева от меня скрестив ноги и выпрямив спину. А я положил на свое согнутое правое колено руку с чашей вина. Это позволило мне немного повернуться и незаметно наблюдать за ней.
Она снова наполнила свою чашу.
– Я пью больше тебя!
– Я заметил.
– Ты намерен остаться трезвым и выведать мои тайны?
– Мне нравятся женщины с тайнами…
– Тебе не нравлюсь я! Прекрати выдумывать… Я должна была спросить, – промурлыкала она, изображая, по ее мнению, лукавство, – тебя кто-нибудь дома ждет?
