Лиша задрожала от этих слов. В горле образовался ком, когда Тамос опустился на одно колено и взял ее за руки:
– Лиша Свиток, я сговариваю себя…
«Создатель, он и правда это делает. Он понятия не имеет, что ребенок не его».
Она застыла. Это было все, чего она хотела. В худшем случае за шесть месяцев что-нибудь да придумает. В Лощине было полно сирот. Возможно, она найдет похожего на Тамоса младенца, подменит своего и переправит дитя Ахмана в безопасное место.
А может быть, она переживает зря. Ей вспомнились слова Стефни после заседания совета: «С детьми забавно. Люди видят в них то, что им хочется видеть».
Слезы огромными каплями покатились по носу. Она даже не сознавала, что плачет.
«Создатель, похоже, я влюблена».
Она открыла рот, желая одного – сговорить себя этому мужчине и осуществить его мечты.
Но слова застряли в горле. Он взирал на нее с такой искренностью, такой любовью, что ей стал невыносим обман.
Она высвободила руки и отступила на шаг:
– Тамос, я…
– В чем дело, любовь моя? Почему ты не… – И вдруг он понял. Лиша и без меточного видения узрела перемену в его глазах, когда Тамос встал.
– Ночь, болтают не зря, – произнес он. – Только за последнюю неделю я приказал выпороть троих за такие сплетни, но они говорили честное слово. Пустынный демон. Человек, захвативший Райзон, убивший тысячи и наградивший Тесу сословием бродяг-перемещенцев, которое сохранится на века. Проклятье, ты отымела его!
– А ты, если послушать людей, отымел в Энджирсе всех горничных, – вспылила Лиша. – Я не была сговорена с тобой, Тамос, когда ложилась с ним. Мы были едва знакомы. Я даже не знала, что ты прибываешь в Лощину.
– Горничные не убивали людей тысячами, – ответил Тамос, не потрудившись отрицать сам факт.
– А если бы убивали, а ты мог замедлить их наступление и выведать планы, уложив этих горничных в постель, – ты бы колебался?
– Значит, ты шлюхой была, – сказал Тамос.
Лиша влепила ему пощечину. На миг он потрясенно выпучил глаза, потом зажмурился. Его лицо исказилось, огромные кулаки сжались.
Лиша уже потянулась к мешочку со слепящим порошком, когда Тамос завопил, отпрянул от нее и заметался по комнате, как загнанный в угол ночной волк. Крикнув еще раз, граф врезал по златодревному шесту огромного ложа.
– А-а-а! – взвыл он, баюкая кисть.
Лиша бросилась к нему, схватила за руки:
– Дай посмотреть.
– Тебе мало? – заорал Тамос.
Лицо у него намокло от слез, оно побагровело и превратилось в страдальческую маску.
Лиша смотрела на него спокойно.
– Прошу тебя. Ты мог что-нибудь сломать. Минуту посиди спокойно и дай мне взглянуть.
Обмякнув, Тамос позволил отвести себя к постели, где оба сели, Лиша отвела руку, которой он прикрывал пострадавшую кисть, и осмотрела ушиб. Кисть покраснела, на костяшках содралась кожа, но могло быть намного хуже.
– Переломов нет, – объявила Лиша. Достав из кармана фартука вяжущее средство и бинт, она обработала и перевязала рану. – Надо просто опустить в чашу со льдом…
– Есть ли малейшая возможность, что он мой? – В глазах Тамоса стояла мольба.
Лиша глубоко вздохнула и покачала головой. Ее сердце разрывалось на части. Шанс удержать Тамоса был, и она только что его уничтожила.
– Зачем тогда все? – спросил Тамос.
– Потому что я хочу быть твоей графиней, – ответила Лиша. – Я хочу этого больше всего на свете.
Выдернув руку, Тамос поднялся и снова зашагал по комнате.
– Если это честное слово, то докажи. Завари чай из своих сорняков и вытрави плод. Зачни заново, моего.
Лиша моргнула. Она не удивилась, когда это предложила мать, и, несомненно, того же хотели бы Инэвера и Арейн. Женщины, когда приходится, хладнокровно относятся к таким делам. Но она и представить не могла, что Тамос убьет невинное дитя.
– Нет, – сказала она. – Один раз я выпила чай, не зная даже, зародилась во мне жизнь или нет, и раскаиваюсь в этом сильнее всего в жизни. Больше, чем сожалею о связи с Ахманом. Впредь никогда.
– Проклятье! – взревел Тамос, схватил вазу и метнул ее через комнату.
Лиша оцепенела. Ночами Тамосу приходилось взвинчивать себя, чтобы чинить насилие. Почему бы и не сейчас? Она тоже встала и двинулась бочком к потайной двери, которая вела в сад.
И к Уонде.
Но Тамос снова удивил ее: его ярость улетучилась со вздохом, плечи поникли. Когда он повернулся, у него был взгляд побежденного.
– Ты понимаешь, что все графство Лощина и моя мать считают ребенка моим?
Всхлипнув, Лиша кивнула. Ноги стали ватными, и она заковыляла обратно к постели, прикрываясь в тщетной попытке скрыть рыдания. Там она просидела долго, сломленная и содрогающаяся, но потом ложе просело под тяжестью, и Тамос обнял ее одной рукой.
Лиша приникла к нему, гадая, в последний ли раз. Вцепилась в сорочку и глубоко вдохнула, запоминая запах.
– Прости, что втянула тебя в это, – проговорила она. – Я не ожидала, что ты начнешь за мной ухаживать, а я тебя полюблю. Я хотела защитить ребенка.
– От кого? – спросил Тамос. – В Лощине его бы никто не тронул.
– Красийцы вырежут его из меня, если узнают. Или хуже – дождутся, когда он родится, и заберут от меня, а потом воспитают наследником зеленых земель. – Она посмотрела на Тамоса. – А твоя мать может взять его в заложники. Не отрицай этого.
Потупившись, Тамос кивнул:
– Она наверняка решит, что так будет лучше.
– А ты, Тамос? – спросила Лиша. Она слишком торопила события, но должна была знать. – Пару минут назад ты жить без меня не мог. Заточишь меня при дворе матери?
Граф обмяк:
– Что мне делать? У Райнбека так и нет сына. Мать думает, что ты носишь в утробе наследника Трона плюща. Как мне сказать ей, что вместо него там наследник пустынного демона?
– Не знаю, – ответила Лиша. – Сейчас решать незачем. Официального объявления о моей беременности не было. Давай вести себя как обычно и по ходу придумаем, что делать. – Она сжала руку Тамоса и, когда граф ее не отнял, подалась к нему для последнего поцелуя.
Тамос вскочил как ужаленный:
– Не надо. Не сейчас. Может быть, уже никогда. – Он отступил и махнул рукой в сторону потайной двери. – Думаю, тебе следует уйти.
Плача, Лиша выскользнула наружу и побежала от особняка со всей скоростью, какую могла развить, не споткнувшись.
Глава 17
Соловей
333 П. В., зима
