– Если хочешь разобраться сам, зачем говоришь мне?
– Я не хочу, чтобы ты что-нибудь учинил с Джасином. Но не думаю, что он будет таким магнифическим.
– Магни – что? – моргнул Гаред.
– Благородным, – уточнил Рожер. – Он может встревожиться – вдруг я что-то предприму – и возьмется за меня и мое окружение. Я буду спать крепче, если ты отрядишь нескольких лесорубов присматривать за ним и его людьми.
– Конечно, – кивнул Гаред. – Но, Рожер…
– Знаю-знаю. Нельзя, чтобы это гноилось вечно.
– Уже воняет. Был бы здесь Избавитель! Он бы оторвал этому подлецу башку, и никто бы не вякнул.
Рожер кивнул. Он так и задумывал после знакомства с Арленом Тюком.
Но Меченый не возвращался.
Рожер поерзал на стуле. В ожидании Тамоса и Джасина атмосфера в зале графского совета сгустилась. Лорд Артер и капитан Гамон держались чопорнее обычного, хотя оставалось непонятно почему – из-за энджирсских новостей или всего лишь в связи с присутствием королевского эмиссара. У инквизитора Хейса был вид, будто он надкусил кислое яблоко.
Даже Лиша выбралась из своего подполья. После обморока во дворе она уже две недели не выходила из дома. Стоявшие на страже травницы не пускали даже Рожера. Да и сейчас Дарси охраняла ее, как волкодав – Эвина Лесоруба.
Понять причину не составляло труда. Лиша была бледна, лицо – отечно, а глаза налились кровью. О многом говорили и толстый слой пудры – ничуть не для красоты наложенный, и жилы, канатами напрягшиеся на шее.
Больна? Лиша – лучшая целительница в Тесе, но на ее плечах лежало бремя даже большее, чем у Рожера, и она себя не щадила. Она слабо улыбнулась ему, и он тоже ответил улыбкой – ослепительной, хотя и целиком фальшивой.
Сидевший рядом с Рожером Гаред был готов вылезти из кожи. Богатырь-лесоруб ни за что не дал бы Рожера в обиду, но имел обыкновение ломать то, что хотел починить.
Следующими сидели Эрни Свиток и Смитт, склонившиеся друг к другу и тихо беседовавшие. Вряд ли они знали, какая драма разворачивается в зале, но оба ощущали напряжение и понимали, что герцогский герольд прибыл не с визитом вежливости.
Гари Катун тронул Рожера за руку невесомой ладонью. Старый жонглер лучше всех знал о нем и Джасине, но даже Рожер не мог прочесть его чувств, скрывавшихся под бесстрастной личиной.
– Он не сунется, если ты не начнешь первым. – Голос у Гари был натренирован, и слышали только они вдвоем.
– По-твоему, он получил свою кровь и все теперь радужно? – осведомился Рожер.
– Конечно нет. Воробей не прощает пренебрежения.
«Воробей». Так называли Джасина Соловья жонглеры, когда герцогским герольдом был Аррик Сладкоголосый. Говорили, что благодаря связям его дядюшки Джансона покровителей у Воробья было больше, чем соловьиного в голосе.
По крайней мере, за спиной. Не будучи готовым к драке, никто не называл Джасина Воробьем в лицо. Мастер Джейкоб был не первым – и не последним – человеком, убийство которого сошло Джасину с рук.
Гари словно мысли читал.
– Ты не какой-нибудь грошовый уличный лицедей, Рожер. Случись с тобой что, и вся Лощина ощетинится копьями, жаждая справедливости.
– Со справедливостью все будет отлично, но я-то останусь мертв.
В этот миг Артер с Гамоном вскочили, и за ними быстро поднялись остальные члены совета: в зал вошли граф Тамос и Джасин Соловей.
Джасин сохранил в себе памятную Рожеру елейную заносчивость, и служба трону была ему определенно к лицу. С последней встречи он похудел.
Рожер не снял маску жонглера – распахнутые глаза, нарисованная улыбка, – но подумал, что его вот-вот вытошнит. Он чувствовал тяжесть ножей в предплечных ножнах. Дверь охраняли «деревянные солдаты», однако ни они, ни сидевшие за столом офицеры не упредили бы броска.
Но дальше-то что?
«Ты же сам говорил, болван! – обругал себя Рожер. – Ты, возможно, и не заслуживаешь ничего, кроме сладости мести и быстрой гибели от рук „деревянных солдат“, но что будет с Аманвах и Сиквах, если убьешь герцогского герольда?»
Райнбек, наверно, сочтет Соловья подходящей разменной фигурой для ареста и содержания в заложницах красийских принцесс.
Поэтому Рожер сидел и ничего не предпринимал, а его внутренний подземник царапался и верещал, угрожая разорвать в клочья.
По мере того как Артер объявлял советников, взгляд Джасина поочередно обращался к каждому. На Рожере он чуть задержался, и Джасин вежливо улыбнулся.
Рожеру отчаянно хотелось сорвать улыбку с лица. Вместо этого он отозвался тем же.
Когда представления закончились, Джасин устроил целый спектакль, открывая узорчатый футляр и взламывая на свитке королевскую печать. Он расправил лист и, возвысив голос, загремел на весь зал:
– Приветствие от Трона плюща графству Лощина в сей год Создателя нашего, триста тридцать третий после Возвращения. Его светлость герцог Райнбек Третий, хранитель Лесной крепости, владелец деревянной короны и повелитель всего Энджирса, шлет поздравления своему брату, и всем вождям, и народу графства Лощина с благополучным возвращением из красийских земель генерала Гареда и королевской травницы Лиши, а также с успешной обороной Лощины перед лицом крупнейшего за века нашествия демонов. Но ввиду столь многочисленных перемен и сообщений из Лактона многое еще предстоит сделать. Его сиятельство требует немедленной аудиенции с графом Тамосом и бароном Гаредом, а также с госпожой Лишей, Рожером Восьмипалым и красийской принцессой Аманвах.
На последних словах внутренний подземник Рожера прекратил борьбу и захлебнулся. Джасин Соловей – лишь мелкое отступление от сюжета разворачивавшейся драмы. Как и Рожер. Все они отправятся в Энджирс – как можно отказаться? – но Аманвах не вернется. Она и Рожер, скорее всего, останутся там до самой смерти или пока красийское войско не проломит городские стены.
Джасин встретил его взгляд очередной улыбочкой, но на сей раз Рожер не нашел в себе сил откликнуться.
Когда Джасин свернул свиток и распечатал следующий, у Рожера свело желудок.
– Ее светлость мать-герцогиня Арейн, родительница его светлости герцога Райнбека Третьего, хранителя Лесной крепости, владельца деревянной короны и повелителя всего Энджирса, поздравляет барона Гареда Лесоруба с изменением статуса. Дабы положенным образом ввести его в знатное сословие и дать возможность представить гостящую принцессу Аманвах, по его прибытии в Энджирс мать-герцогиня дает в честь барона бал холостяков.
