Было непонятно, пьян ли он с вечера или успел добавить, но еще толком не рассвело, а у него уже смазывалась речь, и мех с вином, который нес паж, наполовину опустел.
– Ты же не собираешься охотиться в таком виде, – заметил Петер, указав на пестрое одеяние Рожера короткой кривой дубинкой. Пастырь сменил официальные одежды на буро-зеленый наряд для верховой езды – из тонкого шелка и замши, с кривой дубинкой, вышитой золотом на шерстяном жилете.
Рожер глянул на свое платье, яркая расцветка которого идеально подходила для выступлений, но куда меньше – для шныряния по лесам. Он беспомощно пожал плечами:
– Простите, милорды, но у меня нет охотничьего костюма.
– Не беда, – сказал принц Микаэль. – У Соловья есть костюм на случай охоты. Джансон! Пошли мальчишку забрать у герольда комплект.
– Конечно, ваша светлость, – поклонился Джансон.
Он зыркнул на Рожера, который был достаточно разумен, чтобы подавить улыбку и уставиться себе под ноги.
Посыльный вернулся с буро-зеленым нарядом Джасина, но, когда Рожер распаковал его, от вещей пахнуло смрадом, как будто Соловей вылил на них ночной горшок.
Рожер улыбнулся: все равно победа. Раз убить негодяя трудно, он нанесет тысячу мелких ударов.
До королевской охотничьей сторожки пришлось ехать целый день, держа путь на восток. Пригласили и Кирина с Саментом, но только чтобы мало-мальски соблюсти этикет, а не из искреннего радушия. У них была своя свита, и даже на следующий день, когда началась охота, две группы держались порознь.
Охотились на скалоперок – крупных хищных птиц, обитавших среди энджирсских круч. Благодаря сланцевой окраске они почти сливались со скалами, в которых гнездились.
Герцог разбил отряд надвое. Райнбек, Тамос, Рожер и Гаред расположились с востока над скоплением гнездовых камней. Микаэля, Петера, Самента и Кирина послали занять аналогичную позицию на западе. Слуги, крадучись, повели к камням собак. По готовности Райнбеку предстояло подать сигнал, собак – спустить и тем самым поднять птиц на крыло, точнехонько в поле зрения охотников.
Рожер и Гаред вооружились обычными луками со стрелами наготове. Герцог и Тамос – арбалетами с узорными оптическими прицелами. У каждого имелся помощник, державший еще пару стрел и обязанный перезарядить оружие, когда королевские особы выстрелят.
– Он позорит корону, – говорил Райнбеку Тамос. – Гонит крестьян в ночь, чтобы выгадать несколько часов.
– Райзонских крестьян, – уточнил Райнбек. – Скваттеров, занимающих землю, расчищенную для вестников и караванов. Большинство из них – разбойники, которые скорее перережут моим людям глотки, нежели нет.
– Вздор, – возразил Тамос. – Крестьяне, с которыми мы встретились, были слишком измучены, чтобы кому-то угрожать. Райзона больше нет, брат. А скоро не станет и Лактона, если мы не пошевелимся. Если не хотим, чтобы наши земли наводнили бандиты, нам нужно принять беженцев и предложить им нечто получше. Это единственный выход. А этому не бывать, если они проклинают тебя из-за Соловья.
Райнбек вздохнул и снова надолго приложился к меху с вином. Затем протянул его Тамосу – граф отмахнулся – и Гареду – тот взял. Молодой барон под впечатлением от всего происходящего опьянел почти так же, как Райнбек.
– Создатель свидетель – я Соловья не защищаю, – сказал герцог. – Из-за этого козла я тоскую по временам, когда Сладкоголосый был в ударе, пока не скис от питья. – Он глянул на Рожера, чье лицо оставалось бесстрастным.
Трещина, пролегшая между Арриком и герцогом, после того как Сладкоголосый вернулся из разоренного Ривербриджа с Рожером в поводу, ни для кого не была тайной.
– Что скажешь, Восьмипалый? – обратился к Рожеру Райнбек. – Говорят: если интересуешься сплетнями – спроси жонглера. Что слышно на улицах о моем недоумке-герольде?
– В цеху он любим не больше, чем во дворце, – ответил тот. – До того как ваша милость сделала Соловья герольдом, его покровители скорее стремились угодить дяде, нежели были заинтересованы в его пении. Он славился тем, что брался за работу, от которой отказывался мой мастер. Вот его и прозвали Воробьем.
– Воробьем! – восторженно взревел Райнбек. – Мне нравится!
От скал отлетело эхо, и в воздух взмыл десяток скалоперок. Их мощные крылья сражались с земным притяжением, стремясь достигнуть сильных ветров, которые овевали холмы.
– Ночь! – вскричал Райнбек и так поспешно схватился за арбалет, что стрела вырвалась, а тетива беспомощно тенькнула.
Рожер и Гаред тоже выстрелили, но результат был не лучше. С запада донеслась брань: не преуспела и вторая группа.
Спокойствие сохранил только Тамос – граф вскинул арбалет и выждал, целясь в птицу. Райнбек выхватил у помощника другой арбалет, пока Рожер и Гаред еще заряжали луки. Тамос выстрелил, раздался клекот, и в ту же секунду Райнбек нажал на спуск, не успев толком прицелиться.
Скалоперка с криком упала. Тамос улыбнулся, но радовался не долго: взгляд старшего брата пригвоздил его к месту, и граф кивнул:
– Славный выстрел, брат. Признаюсь, я потерял форму, но волею Создателя наверстаю за несколько дней.
После короткого молчания голос подал помощник Райнбека:
– В самом деле, сир. Отличный выстрел.
Слуга Тамоса энергично кивнул:
– Мастерски исполнено, ваша милость.
Райнбек глянул на Гареда и Рожера.
– Редко я видел, чтобы так метко стреляли из арбалета, – сказал Рожер. Гаред молчал, и он украдкой наподдал великану по ноге.
– О да, – бесцветным голосом произнес Гаред. – Хороший выстрел.
Райнбек хрюкнул и хлопнул Тамоса по спине:
– Ты всегда лучше владел копьем, чем луком. – Он посмотрел на Рожера. – Это все ты, жонглер, из-за тебя я так расхохотался. – Он снова прыснул. – Воробей! Придется запомнить.
Слуги выдохнули, и напряжение исчезло.
Охотничья сторожка представляла собой небольшую крепость, возведенную на пригорке, обнесенную толстыми мечеными стенами и круглый год полностью укопмлектованную людьми. В ней находился гарнизон из пятидесяти «деревянных солдат» и не меньше двух дюжин слуг и смотрителей помимо солдат герцогской свиты, пажей, поваров и собак. Там даже был личный бордель с дешевыми проститутками для солдат и отборными куртизанками для королевских особ. В том числе – и с двумя мальчиками, но тех из-за причесок и напудренных лиц при беглом взгляде можно было принять за женщин.
– Отвратительно, – сказал на это Самент, но Кирин задержал взор, и Рожер уверился, что ночью эти двое будут мычать в подушки.
Он прикинул, где окажется Кирин – сверху или снизу.
