– Попытался?
Арейн хмыкнула.
– Говорят, она выколола ему глаз пером, которым предстояло подписать брачный контракт. – Ее лицо заледенело. – Когда он покончил с ней, от нее, по слухам, остался шмат мяса, едва ли похожий на человека.
Лиша помнила Джайана. Помнила свирепый блеск его глаз. Ей не хотелось верить в услышанное, но оно было слишком похоже на правду.
– Если мы хотим вернуть герцогство и выдавить красийцев обратно в Райзон, нам придется выбить их из Доктауна, – сказала Арейн.
– В Дар Эверама, – поправила Лиша. – Я повидала те края, герцогиня. Красийцы окопались. Райзону там больше не бывать.
– Не будь так уверена. Я финансировала райзонских мятежников не один месяц, и они уже начали чинить серьезные неприятности. В Лактоне красийцам придется нервничать из-за пожаров, бушующих в их «надежном» тылу. Они не заметят нашего приближения.
– Значит, для Тамоса не все потеряно?
– Врать не буду, это опасная затея, девочка, – сказала Арейн. – Я знаю, что ты его любишь, но он мой сын – единственный, который чего-то стоит. Над ним постоянно будет висеть угроза, но я позабочусь, как смогу, чтобы он получил все преимущества.
– Так что же дальше? – спросила Лиша.
– Дальше ты займешься лечением моего старшего.
– Вы не можете рассчитывать, что я…
– Могу, и ты это сделаешь! – прикрикнула Арейн. – Наши отношения с Милном не изменились. Даже если Тамос вернется целым и невредимым, опасность будет грозить ему постоянно, пока у Трона плюща не появится наследник. – Она махнула рукой. – Пусть мои сыновья пререкаются и строят заговоры. Если мы объединимся с Лактоном и принудим Юкора к миру, Троны плюща и металла не будут стоить и клата. Лощина станет новой столицей Тесы, а Тамос…
– Что ж, Тамос мог бы стать королем.
За обедом Лиша была рассеянна. Она уже очень давно не навещала лечебницу Джизелл, но все еще чувствовала себя в ней как дома. За последние недели Джизелл с подмастерьями вполне освоились в Лощине, и остальные, даже Сиквах, держались так же непринужденно.
– Пальчики оближешь, как и всегда, – поблагодарил госпожу Джизелл Рожер. – В Энджирсе не сыскать мужчину, который бы не сокрушался, что не может взять вас в жены.
– Разумный человек никогда не женится на травнице, – подмигнула Джизелл. – Кто знает, что она подсыплет в чай?
Аманвах рассмеялась, и Рожер улыбнулся:
– Так говаривала и госпожа Джесса.
Лицо Джизелл омрачилось.
– Что-что, а уж это мы обе слыхали от Бруны.
– Мне это начинает надоедать, – сказал Рожер. – Я видел от госпожи Джессы только добро, и если вы отзываетесь о ней дурно, я желаю знать почему.
– Я тоже, – поддакнула Лиша.
– Она сорнячница, – ответила Джизелл. – О чем еще говорить?
– И что с того? – хмыкнул Рожер. – Я не вижу никакой разницы. Вы обе грозитесь отравить мой чай и не шутите.
– Да, но травница использует искусство во зло, когда человек этого заслуживает, – возразила Джизелл. – Однако ее основная задача – лечить и помогать. Другое дело – сорнячницы.
– Не говоря уж о том, что все они шлюхи, – вставила Вика.
– Вика! – гаркнула Лиша.
Та напряглась, но осталась при своем мнении.
– Прошу прощения, госпожа Лиша, но я говорю честное слово. Сорнячницы содержат почти все городские бордели. Обычно это аптеки с номерами наверху, где торгуют не только лекарствами.
– Большинство из них – подмастерья госпожи Джессы, и она в доле, – сказала Джизелл. – Богатейшая женщина в городе после матери-герцогини, но это грязные деньги, заработанные на разрушенных браках.
Кэди принесла чай, и Джизелл прервалась. Она добавила мед и принялась сосредоточенно помешивать ложечкой.
– Бруна уже выбрала подмастерьем меня и больше никого не хотела, но герцогиня Арейн настояла, чтобы она взяла и Джессу. Девочка была одаренной, но больше интересовалась не лекарствами, а приворотными средствами и ядами. Мы знали только то, что Арейн прочила ее в хозяйки личного борделя для своих сыновей. Герцогиня рассчитывала и в их зрелости сохранить над ними контроль.
– Для того же и дама’тинг создали дживах’шарум, – заметила Аманвах, – хотя наш народ чтит таких женщин и привечает их детей.
– Здесь этому не бывать, – сказала Джизелл. – Нельзя ожидать от мужей верности женам, когда в каждом городском округе торчит бордель. Можно винить пьяниц за то, что мочатся на твое крыльцо, но наливает-то им трактирщик.
– Поэтому Бруна ее и выгнала? – спросила Лиша.
Джизелл мотнула головой:
– Она хотела узнать рецепт жидкого подземного огня. Когда Бруна отказала, Джесса попыталась его украсть.
Лиша округлила глаза. Кое-какие секреты огня знали все достойные своего звания травницы, но Бруна считалась последней, кому было ведомо, как создать это адское варево. Старуха хранила тайну больше ста лет и никогда не делилась ею с подмастерьями. И Лишу научила, только когда почуяла, что знание может утратиться навсегда.
– Почему ты никогда не рассказывала? – спросила она.
– Потому что это тебя не касалось, – ответила Джизелл. – Но теперь, коль скоро тебе придется иметь дело с лживой ведьмой…
– Я думаю, мне пора увидеться с госпожой Джессой, – заметила Лиша.
– Если хочешь, можем пойти сейчас, – предложил Рожер. – Покончим с этим делом.
– Не поздновато? Солнце давно зашло.
Рожер рассмеялся:
– Они только просыпаются и принимают гостей до рассвета.
Лиша повернулась к нему:
– Мы пойдем в бордель?
– Конечно, – пожал плечами Рожер.
– А дома у нее нельзя встретиться?
– Это и есть ее дом.
– Минуточку! – вмешался Гаред. – Нельзя же вести в такое место женщин!
– Почему бы и нет? – спросил Рожер. – Там их всяко полным-полно.
Гаред побагровел, сжав огромный кулак:
– Ты не возьмешь Лишу в какой-то… какой-то…
– Гаред Лесоруб! – прикрикнула Лиша. – Хоть ты теперь и барон, но не тебе рассуждать, куда мне ходить!
Гаред взглянул на нее удивленно:
– Я просто…
– Мне известно, что ты делал, – перебила она. – Сердце твое на месте, а язык – нет. Я пойду, куда захочу, и Уонда – тоже.
– Это будет потеха, – сказала Кендалл. – Я знаю десяток песен об энджирсских публичных домах, но в жизни не думала там побывать.
