Лиша скрестила руки:
– Категорически – нет! – Страшно было подумать, какой вред причинит эта женщина такой каплей. Одна просьба – уже оскорбление.
– Лиша, – предостерегающе молвила Арейн.
– Вы не понимаете, о чем она просит, – сказала Лиша. – Отдать дама’тинг свою кровь – все равно что вручить им нож и обнажить горло. С чего мне согласиться?
– От этого может зависеть судьба моего герцогства! – прошипела Арейн. – Дай, иначе я велю взять сама.
– Не угрожайте мне, Арейн, – оскалилась Лиша. – Я постою и за себя, и за ребенка. Если ваши стражники тронут меня пальцем, я сровняю с землей весь дворец.
Арейн сверкнула глазами, но Лиша ничуть не шутила, и старуха это знала. Выдержав взгляд матери-герцогини, Лиша посмотрела на Аманвах:
– Два условия.
Та оживилась. Красийцев хлебом не корми, только дай поторговаться.
– И какие же?
– Ты воспользуешься этой каплей сейчас же, здесь, и спросишь громко, по-тесийски.
Аманвах кивнула:
– А второе?
– Ты в будущем сделаешь для меня расклад. Вопрос и время – на мое усмотрение.
Глаза Аманвах сузились.
– Договорились. Если твой вопрос не причинит прямого вреда моему народу или моим близким.
В ответ Лиша вынула из кармана фартука ланцет и приготовила палец.
– Значит, все мы пришли к согласию?
– Да, – отозвалась Арейн.
– Пришли, – подтвердила Аманвах.
– Доставай свои кости. – Лиша провела ланцетом по подушечке указательного пальца и капнула кровью на хора Аманвах.
Дама’тинг покатала их в горсти, смачивая полностью. Затем вновь повернулась к тряпице и принялась встряхивать:
– Всемогущий Эверам, Дарующий Свет и Жизнь, дай слуге Твоей знание о том, что грядет. Покажи Твоей смиренной слуге судьбу ребенка, которого носит Лиша вах Эрни ам’Свиток ам’Лощина.
Лиша почувствовала, как ребенок лягнулся, едва вспыхнули кости, и перевернулся, пока они падали. Аманвах жадно подалась вперед, читая тайнопись.
– Ну? – не вытерпела Лиша. – Что они говорят?
Аманвах собрала кости и положила их обратно в мешочек.
– Я согласилась ознакомить тебя с вопросом, госпожа, но не с ответом.
Лиша стиснула зубы, но Арейн поспешила вмешаться:
– Довольно! Уладите это потом. – Она сурово посмотрела на Аманвах. – Меня утомили твои игры и проволочки, принцесса. Мы свое заплатили. Теперь брось кости и скажи, кто отравил моего сына. Истерли? Уордгуд? Юкор? Кто-то из братьев?
Аманвах покачала головой:
– Твоя сорнячница действует в одиночку.
Воцарилось ошеломленное молчание. Арейн впервые за года на миг утратила царственность и выпучила глаза, как жаба.
– Зачем?
– Спроси у нее, и она скажет сама, – пожала плечами Аманвах. – Это слишком давний секрет, и гнойник нужно вскрыть.
– А что за яд? – спросила Лиша, когда стало казаться, что Арейн будет весь день переваривать услышанное.
– Тинктура, добавленная в вино. Я точно не знаю, что именно, но это не важно. Если прием прекратится, семя восстановится само собой.
– На это уйдут месяцы, – сказала Лиша.
– Можешь ускорить процесс при помощи хора, – посоветовала Аманвах. – Я приготовлю лечебную кость.
Она оттолкнулась пятками от пола и встала.
– Моя часть сделки выполнена. Теперь я хочу повидать мужа.
Властный тон дама’тинг отчасти привел Арейн в чувство. Герцогиня помотала головой:
– Ты будешь сидеть смирно, пока я не проверю сведения. Мужа увидишь, когда я удовлетворюсь, и не раньше.
Покрывало Аманвах раздулось от гневного выдоха. Они уставились друг на дружку, но вскоре дама’тинг коротко кивнула:
– Я подожду, но если до захода солнца не увижусь с мужем и не уверюсь, что он цел и невредим, то буду считать клятву нарушенной.
Арейн принялась покачивать ногой, но ничего не сказала.
Когда Розаль и Джесса явились к матери-герцогине якобы с целью обсудить откровенный интерес Гареда к девушке, Лише пришлось вспомнить уроки Рожера, чтобы улыбнуться.
Рожер научил ее многому в смысле поведения при дворе: как говорить звучно и одновременно тихо; как сохранять на лице бесстрастную маску и демонстрировать беспечность, что бы ни творилось в душе. Это ей до сих пор удавалось с трудом.
– Будь добра, госпожа, – сказала Лиша, – ее милость сначала хочет поговорить с мисс Лак, а тебя пригласят потом.
Розаль озабоченно посмотрела на Джессу, но та махнула рукой:
– Ступай, девочка.
– Вы будете мною гордиться, – пообещала Розаль.
Джесса любовно потрепала ее по плечу:
– Я всегда тобою гордилась.
Это поразило Лишу: Джесса в точности повторила прощальные слова Бруны. Какой в них вкладывался смысл? Они могли с тем же успехом означать «прощай».
Она сопроводила Розаль через полную закутков и ниш гостиную Арейн к другим дверям, за которыми располагалась личная приемная с исключавшими подслушивание толстыми стенами.
Когда они очутились внутри, Уонда закрыла дверь и встала у входа. С другой стороны расположилась Бекка, еще одна женщина-лесоруб, такая же внушительная и грозная. Аманвах сидела в дальнем углу и смотрела бесстрастно. Миниатюрная энджирска нервно окинула всех взглядом и грациозно присела в реверансе перед матерью-герцогиней. Вся спесь, которую она демонстрировала в покоях Лиши, улетучилась.
– Ваша милость, – произнесла Розаль, поклонившись так глубоко, что чуть не коснулась пола лицом. – Для меня честь явиться по вашему зову. Я ваша покорная слуга.
– Встань, девочка, – резко ответила Арейн. – Повернись и дай мне на тебя взглянуть.
Розаль послушно, медленно повернулась, лицом и станом походя на мраморную статую.
– Барон хочет твоей руки, – без обиняков сказала Арейн. – Это и дураку видно. А человек, который чего-то так сильно хочет, обычно добивается своего.
Щеки Розаль с готовностью зарумянились, но вопроса не было, и она ничего не ответила.
– Только не в этот раз, – продолжила Арейн. Розаль умело скрыла смятение, но даже она, мастерица притворства, дрогнула лицом. – Остаток дней ты проведешь скорее в подземной тюрьме, нежели в графской постели.
Теперь Розаль лишилась выдержки и обмякла:
